На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове
Шрифт:
– Безусловно, Климент Ефремович, но я хочу сказать о том, что ветеранами следует заняться в первую очередь. Их мнение, их настроение - решающее в эскадронах.
– Подступиться к ним трудно.
– В этом вся суть... А ведь ветераны, эти самые крепкие «камешки» - резерв командного состава для новых формирований. Поделикатней с ними, и особенно с Семеном Михайловичем...
– Поделикатней?
– удивленно переспросил Ворошилов.
– Барышни они, что ли?!
– Может, это не совсем подходящее слово, но другого сейчас не подберу.
– Да, - засмеялся Климент Ефремович, - прямо скажем: таких необычных распоряжений получать еще не доводилось.
– Это не распоряжение, это совет. Пожелание, если хотите, -
4
В тот же день Ворошилову удалось побеседовать с Семеном Михайловичем о его политических взглядах.
– Вы считаете себя большевиком?
– напрямик спросил он.
– Так точно!
– Но вы не состоите в нашей партии.
– Нет, о чем и сожалею.
– Сожалеете?
– Очень даже. И давно считаю себя партийным.
– С какого времени, Семен Михайлович?
– Еще в семнадцатом году по заданию партийной организации разоружал «дикую» дивизию в Орше. А потом у себя в родной станице Советскую власть создавали...
– Это действительно конкретная партийная работа. Это наша большевистская работа, - кивнул Ворошилов.
– Но почему заявление не подали о вступлении в партию?
– Горячка. То у меня времени нет, то другим недосуг. Писал в Политуправление десятой армии, просил принять, даже копия у меня есть. А ответа не получил. Небось шибко заняты люди были. А тут вскорости наш корпус вышел из состава десятой...
– Вы делом доказали свою партийность, Семен Михайлович, и это самое главное. Остается только формально закрепить такое положение. Я немедленно поставлю этот вопрос на заседании Реввоенсовета. Будучи коммунистом, вы сможете полнее использовать в Конной армии силу и влияние партийной организации.
– Я бы со всем удовольствием, только, - запнулся Семен Михайлович, - этих... рекомендаций у меня нет.
– За рекомендациями дело не станет. Товарищ Сталин говорил мне, что готов поручиться за вас. И я полностью доверяю вам и тоже даю свою рекомендацию. Семен Михайлович, - голос Ворошилова звучал мягко, дружески.
– Я помню ваше письмо, в котором вы настаивали на создании в Красной Армии крупного кавалерийского соединения. Командование Южного фронта учло ваше мнение. Владимир Ильич поддержал инициативу Реввоенсовета в создании Первой Конной. Ваша мечта сбылась. Как будет действовать Конная армия, оправдает ли она наши надежды, во многом зависит от тебя - командующего и члена партии. Согласен со мной?
– Климент Ефремович даже не заметил, как перешел на «ты».
– Да!
– сказал Буденный.
– Я согласен! Я всей душой!
5
У генерала Мамонтова разболелась нога. Еще в октябре, но до боев за Воронеж, угодил он в перестрелку. Шальная пуля, ослабевшая на излете, пробила сапог, стукнула в кость. Рана затянулась, зажила, но все еще давала себя знать, особенно при резких движениях. Это раздражало Мамонтова, ухудшалось настроение, и без того далеко не радостное.
Вчера ездил в седле, потом трясся в повозке - и вот, пожалуйста. Надо бы полежать несколько дней, но обстановка такая, что отдохнуть некогда. Буденный давит, давит безостановочно. Взял Волоконовку, развернул наступление на Валуйки.
Да и вообще, что это за вид: кавалерийский генерал в постели! Принимает доклады и дает распоряжения лежа, как последний штафедрон! Нет, настоящий кавалерист бодр и весел до самой смертной доски, а Мамонтов считал себя истинным конником, рожденным для боев и походов. Будучи в душе немного артистом, он любил покрасоваться перед публикой, охотно играл роль «идеального» кавалерийского генерала: вот он, высокий, стройный, с мужественным лицом (у Мамонтова действительно было такое лицо, нравившееся - он знал - женщинам), гарцует перед строем лихих казаков на белом своем коне. Синий походный бешмет сшит у столичного портного... Нет,
Он повернулся к зеркалу и невольно поморщился, увидев осунувшуюся, серую, постаревшую физиономию, обвисшие седеющие усы. Черт знает, как измотали его неудачи, отступление и эта нудная боль. Надо вызвать цирюльника.
Через полчаса Мамонтов вышел к ожидавшим его офицерам в мундире, свежевыбритый, как всегда, полный решительности и уверенности.
– Садитесь, господа. Докладывайте.
Слушал, посматривая на карту. Положение своих частей и войск противника. Наличие людей, лошадей, боеприпасов, фуража. Все это воспринималось машинально, автоматически. Резануло слух лишь необыкновенное словосочетание - Конная армия! Несколько раз упоминалось оно за последние дни, но все еще не привык. От разведчиков, от пленных было известно, что красные создают или создали уже такую армию, и, когда говорилось об этом, Мамонтов испытывал чувство, в котором не хотел признаваться даже самому себе. Он чувствовал зависть.
Конная армия - давняя мечта генералов, венец всего развития кавалерии. И кому, как не Мамонтову, теоретику и практику боевого использования конницы, возглавить бы столь необычное воинское объединение?! Но по иронии судьбы оно создано врагами и командовать им будет не самый известный кавалерийский генерал, а какой-то старший урядник, лишь несколько месяцев назад вылупившийся из ничего в круговерти всероссийского хаоса.
Ходили слухи, что Буденный - фамилия вымышленная, под которой скрывается один из соратников Скобелева. Но это, конечно, для утешения любителей иллюзий. А истина такова: недавний старший урядник оказался способнее и хитрее Шкуро, Улагая и даже самого Мамонтова. Действовал Буденный расчетливо, не по шаблону. И еще: ему чертовски везло. Бывает так: фортуна повернется лицом, удача сама идет в руки. А у Мамонтова полоса блестящих успехов сменилась полосой поражений. Ранение, разногласия с Шкуро, мерзкая погода - одно к одному. Казаки, увлеченные им в дальний рейд, сначала шли очень охотно, надеясь пограбить, попользоваться чужим добром. И пользовались, разумеется. Но когда стало трудно, когда нажал на пятки Буденный, пропала у казаков охота воевать в чужих губерниях. Потянуло назад, к родным хуторам и станицам.
Фортуна фортуной, а Буденного надо остановить, и как раз теперь, пока отступление белых не превратилось в бегство. Разведка докладывает, что в штаб противника прибыли представители высшего командования, все начальники дивизий на совещании. Это хорошо. Основные силы 6-й кавалерийской дивизии красных, заняв Волоконовку, прошли дальше на юг. Отлично! Казаки Мамонтова нависли над левым открытым флангом Буденного: более выгодную обстановку трудно представить. И если завтра нанести удар по Волоконовке на стыке двух красных дивизий... Причем не только своими силами, а привлечь к наступлению генерала Науменко...
Начальник штаба еще продолжал докладывать, а у Мамонтова уже готово было решение. Забыв про боль в ноге, он произнес весело:
– Господа, у всех есть карты? Обстановка понятна? Пора, наконец, воздать новоявленному красному генералу все, что он заслужил!
– Ох, пора, ваше превосходительство!
– обрадованно выдохнул кто-то.
6
7 декабря, едва рассвело, поехали на передовую. Егоров и Сталин уселись в сани, сославшись на то, что кавалеристы они неважные. Им настелили сена, дали тулупы. Малорослый Сталин совсем утонул в теплой овчине, виднелась только черная шапка, да глаза поблескивали из-под нее. Александр Ильич мороза не боялся, сидел в шинели, прикрыв тулупом лишь ноги. Внимательно оглядывал безлесый простор. Искрились под холодным солнцем снега. Было пусто, тихо, никакого напоминания о войне, только впереди глухо погромыхивало.