На большой дороге

Горбунов Иван Федорович

В те-поры наш энерал кресты свои, медали все понавесил, да ночью, с Васильем фалетором на войну и уехал.

Матрена.

На стражение?

Вавиловна.

Да, матушка. Прощайте, говорит, православные, еду я проливать свою энеральскую кровь. И могилку батюшке велел себе выкопать у церкви. Да Бог его помиловал, голубчика, опять к нам приехал. Как это у французов землю эту ихнюю под нашего царя

подвели, в нашу веру правую их всех перегнали – он и приехал, и помню это, немца с собой привез; барчат он тогда, сказывали, на разные языки обучал по-ихнему.

Дементий (потягиваясь).

Ишь ты, старинные-то люди, тетушка Матрена, все знают! Ну, прощайте. Ты, бабушка, на печь бы шла. (Хочет идти. С улицы слышится невнятный разговор; все прислушиваются). Что это, тетушка, словно как сам приехал. (Молчание). Да, он и есть! Его речи-то. Что за причина! (Разговор становится внятнее). «Да тут, в Алешине,». «Да, как же ты прозевал?» «Надо бы бежать». «В экаю вьюгу много ли набежишь, зги Божьей не видать». (Все в недоумении; Дементий смотрит на Матрену вопросительно). Отпирай, ступай! (Матрена бежит и возвращается с Потапом).

ЯВЛЕНИЕ V

ТЕ же и ПОТАП, окоченевший от холода.

Матрена.

Чтой-то, батюшка!

Потап.

Божеское попущение!

Дементий.

Что ты, Потап Митрич?

Потап.

Ограбили!

Дементий.

Как ограбили!

Потап.

Лошадь угнали!!

Дементий.

Что ты!!

Матрена (воет).

Ай, батюшки! Чем мы Бога прогневали? За что на нас экое наказание!..

Потап.

Раззорили меня, с малыми детьми раззорили! Взяться теперь нечем. Словно и свет Божий мне все одно, хошь руки на себя накладай. (Обратившись к образу). Батюшка, Царь милостивый! Твоя воля, Твой предел, Отец наш небесный! (Плачет). Легче бы хворость какую лютую выхворал, ничем это дело. Ах ты, Господи!

Матрена.

Чуяла

моя душенька, что быть нехорошему. Целый-то денечек ноне не спалось мне, не елось…

Дементий.

Да как же, братец, кое место угнали-то? Может, еще мы на след попадем…

Потап.

Где попасть, где попасть! Не на то воруют лихие люди…

Вавиловна.

Кабы маленько я не поспела, и меня бы ограбили.

Дементий.

Постой, баушка, что с тебя взять! Что ж делать, Потап Митрич?

Потап.

Что делать!.. Ложись да умирай!

Дементий.

Зачем умирать, умирать не след. – Да как дело-то было?

Потап.

Прозяб я оченно, погода-то больно завернула, да в Алешине в кабак и заворотил; от кабака-то и угнали. Целовальник сказывал, что двое каких-то сидело. Один говорит, кривой, а другой рыжий такой. Опричь их, говорить, некому.

Матрена.

Батюшки!.. Касатики!.. Выньте из меня мою душеньку!.. Они здесь были… (Ребятишки просыпаются и смотрят в недоумении).

Дементий.

Кто?

Матрена.

Воры-то, воры-то и лошадь-то наша у нас на дворе была!.. Давя, как тебе с ребятами-то придти, я их только что спустила. Ой, смертушка моя!

Дементий.

Это двое-то выехали?

Матрена.

Они, они самые. Кривой один.

Дементий.

Ну так, Потап Митрич, не сумлевайся. Они ночью по экой погоде далеча не уедут. Вот погода перестанет, мы их нагоним.

Потап.

Как же тебе не в догад? Ужли ты нашей лошади не знаешь?

Матрена.

Не в догад, батюшка, не в догад! Все глазыньки залепило… (Воет).

Потап (к детям).

Вот, ребятушки, лошадь нашу угнали. Пропащий я теперича с вами человек! (Плачет и опускает голову на стол).