На далеких рубежах
Шрифт:
Офицеры схватили друг друга в объятия, и если бы на них в эту минуту поглядел кто-либо посторонний, то подумал бы — они борются.
Гречка обернулся к водителю и, сыпя вперемежку русские и украинские слова, коверкая их на свой лад, говорил:
— Катай ко мне на квартиру! — А майору сказал: — Сегодня воскресенье, в штабе никого. Поехали ко мне, Иван Васильевич! Вот так встреча!
Шофер закрыл багажник. Греча сел в машину. Взбудораженный радостной встречей, он не разглядел как следует сидящей рядом девушки и обратился к ней:
— А мы с вашим мужем в летном училище встречались.
Лиля вспыхнула:
— Да вы что, товарищ Гречка!..
Гречка в недоумении захлопал своими маленькими, добрыми глазками:
— Ой, товарищ Слива… простите меня. Вот так встреча! А вы, товарищ майор, неужто все не женаты? А я давно. Уже и сынка имею. Такой потешный хлопчик. Петрусем назвали. Ох и встреча!
Техник-лейтенант Максим Гречка, как и все его однополчане, жил в деревянном стандартном домике, который перекочевал сюда с севера в разобранном виде.
В комнатах полутемно. Окна наглухо завешены, узенькие щели с трудом пропускают свет. Пахнет сухими сосновыми досками и пылью, от которой здесь во время бурана нет никакого спасения.
Гречка жил один. Жена и сын гостили у бабушки Петруся на Житомирщине. Месяц как уехали. Но отсутствие хозяйки ничуть не отражалось на домашнем уюте этого дома. Гора подушек на кровати покрыта кружевной накидкой. На столе — белоснежная скатерть, книги в полном порядке стоят на этажерке, посуда аккуратно сложена в буфете, флакончики и разные безделушки расставлены на маленьком столике перед зеркалом — во всем чувствовалась заботливая рука. Здесь сказывалась профессиональная привычка авиационного техника. Он никогда не оставит самолет, не приведя его в полный порядок. Если возьмет какой-нибудь инструмент из сумки, обязательно после работы положит его на место, да еще и проверит, не осталось ли где отвертки, ключа в кабине или в каком-нибудь отсеке. Забыть в самолете инструмент — это авария. Так и дома: ложась спать, а утром просыпаясь, Гречка, в силу привычки, тщательно проверял, чтобы все лежало на своем месте. Так и сохранялся в квартире порядок, раз навсегда заведенный хозяйкой.
Техник согрел на примусе воду и предложил гостю «хоть трошки смыть с себя проклятущий песок». И пока гость приводил себя в порядок после дальней дороги, хозяин вышел куда-то и вскоре возвратился, нагруженный свертками.
На столе появились колбаса, консервы, сыр.
— Вот это встреча так встреча! — повторял Гречка, хлопоча у стола и весь сияя от радости.
Стены в комнате увешаны многочисленными фотографиями и репродукциями картин. Рассматривая их, Поддубный натолкнулся на карточку, где был снят с Гречкой у самолета. Сразу же всплыли в памяти незабываемые дни, проведенные в училище.
Аэродром. Снег, мокрый дождь. Инструктор подводит курсанта Поддубного к самолету: «Вот ваш боевой конь. А это — механик, сержант Гречка» — и показывает на неказистого, низенького авиационного специалиста. Не успел инструктор отойти, как сержант бодро козырнул: «Товарищ курсант, самолет к вылету готов!»
Это прозвучало тогда несколько иронически. Ведь механик не мог не знать, что курсант еще самостоятельно не вылетал ни разу.
Теперь Поддубный не помнит, что сказал тогда механику в
Когда Поддубный совершил первый свой самостоятельный полет на боевом самолете, Гречка тепло поздравил его.
Однажды на аэродром прибыл фотокорреспондент газеты. В каких только позах не фотографировал он Поддубного — отличника учебы. И в кабине, и на плоскости крыла, и в фуражке, и в шлемофоне. Гречка и лестницу подставил, и трап подстелил корреспонденту. С полуслова понимал, что и где надо сделать. Но корреспондент был недогадливый. Курсанта фотографирует, а механика как бы не замечает. Гречка не вытерпел, обратился к летчику: «Пусть же и меня щелкнет хоть разок!» И дождался. Так появилась фотография, красующаяся теперь на стене в рамочке, как самая дорогая реликвия.
В школе состоялся выпуск. Летчики и механики расстались. И вот встретились снова. Да еще где — в песках Средней Азии!
— Вот это встреча! — твердил свое не на шутку взволнованный Гречка. — Как только пришло извещение, что к нам едет майор Поддубный, я сразу догадался, что это вы. Так и вышло! Садитесь, пожалуйста, к столу. Угощайтесь. А я пойду: дежурство у меня.
В который раз он уже собирался идти, но все возвращался, не доходя до порога.
— Вот встреча, а, товарищ майор?
— Идите, идите, Максим, вы ведь дежурите.
Вероятно, от любимой девушки ему было легче уйти. Вернулся, как только сдал дежурство. Очень обиделся, увидев непочатую бутылку вина.
— Спасибо, Максим, но я ведь не пью, — ответил майор на упрек.
— Э нет, Иван Васильевич, так не годится! Впрочем, вы завсегда были какой-то странный, — говорил Гречка. — Иные курсанты, бывало, в субботу на танцы спешат, а вы — за учебник тригонометрии — как сейчас помню. Посмеивались тогда над вами! Не раз я слышал: «Академиком хочет стать Поддубный!» А вы и в самом деле готовились в академию. Так сказать — политика дальнего прицела.
— Это правда, я еще тогда мечтал об академии. Учиться военному делу — так учиться настоящим образом надо, как говорил Ленин. И еще помните, как в летной школе инструктор любил говорить: «Хочешь жить — одолей врага, победи его, уничтожь. А для того, чтобы побеждать — учись!»
Собравшись с мыслями, Поддубный продолжал:
— И теперь наших летчиков надо учить так, чтобы они не воображали, будто врага можно закидать шапками. Военная наука — это наука особая. Тут учись и закаляй себя.
— Так вы же и научились по-настоящему: закончили академию. А выше академии нема ничего.
Поддубный улыбнулся:
— Наивный вы человек, Максим!
— А-а, понимаю! В академии вы приобрели теоретические знания, а теперь вам нужны практические. Сейчас вы помощник командира, а там и командиром полка станете. А дальше, гляди, и на дивизию посадят.
— Тот не солдат, кто не думает быть генералом, — сказал Поддубный.
— Вы уж будете, — подхватил Гречка. — В этом я уверен. Из академии — прямой путь в генералы.