На дальнем бомбардировщике (Записки штурмана)
Шрифт:
Ну, что ж, начнём по порядку, с цели номер один...
Пока что в воздухе не видно тех истребителей, которые, по уверениям некоторых наших товарищей, обязательно должны нас сбить. Не видно и вспышек от стрельбы зенитной артиллерии, каждый снаряд которой, по заявлениям тех же "специалистов", должен обязательно попасть в наш самолёт.
Возле нас всё спокойно. Но какое-то ненормальное это спокойствие... Должно же ведь начаться если не то, так другое, а то и всё сразу. Уж началось бы скорее, что ли! Яснее
Поражённые или возмущённые нахальством экипажа, прилетевшего днём, в ясную погоду, без прикрытия на сильно защищённый пункт, немцы решили проучить нас основательно. Не открывая огня из боязни, что мы уйдём от них раньше времени, впустив нас в самый центр своей противовоздушной обороны, они решили зажать нас в тиски и свалить с первых же залпов.
На большой высоте скорость не чувствуется. Кажется, что висим на месте. Медленно наползает под нами город.
– Лётчики, доверните немного вправо.
– Саша, какую цель будем бомбить первую? - спрашивает Водопьянов.
– На вокзал идём, а оттуда развернётесь влево и пройдёте на юг через город. Да держите же машину поровнее!
– Да ты, Саша, не торопись, целься как следует, мы можем ещё раз зайти.
Через стёклышки прицела вижу медленно подплывающую цель. Правая рука устанавливает на приборе половину серии всех наших бомб. Переношу руку на рукоятку. Дёргаю. С шумом открываются бомболюки. По самолёту загудел сквозной ветер.
В однообразный привычный шум моторов врезался посторонний короткий и сильный звук, похожий на треск дерева. Запахло порохом и дымом. Вокруг самолёта образовалось густое чёрное облако от дыма зенитных разрывов. Над головой что-то треснуло, засвистело и рядом шлёпнулось. В телефонах слышно, как кто-то застонал. Кто-то крикнул: "Пожар, горим".
Перевожу ручку прибора на всю серию бомб и быстро большим пальцем накрываю боевую кнопку. Вижу, как цель, качаясь, плывёт в сторону, слева. Кто-то крикнул: "Надо от бомб освободиться!"
Скашиваю правый глаз на борттехников. Бледные, растерянные лица. Богданов протягивает мне прицепной парашют. Возле борттехников и пилотов нет ни дыма, ни пожара. Так и не нажавши, снимаю палец с боевой кнопки. Высота 7300 метров. Температура минус 35. Вытираю вспотевшее лицо и, отстранив Богданова, показываю рукой, чтобы он занял своё место. Осматриваюсь кругом. Самолёт, беспорядочно виляя из стороны в сторону, мотается в густом дымовом облаке. Неровный шум моторов, встряска самолёта, звук близких разрывов, дождь осколков по плоскостям...
Чтобы облегчить маневренность машины и чтобы осколки не попали в ещё не сброшенные бомбы, нажимаю кнопку электромотора и закрываю люки.
– Товарищ штурман, у нас бомбы ещё не сброшены, - нервным голосом кто-то из стрелков предупреждает меня.
– Ладно, знаю. Лётчики,
– Какая тут система! Мосалев, доворачивай туда, где дым погуще, авось за дымом нас не увидят... Как там, Саша, бомбы все сбросили или еще осталось?
– Да нет, Михаил Васильевич, не успел сбросить ни одной. Некуда было бросать. До цели ещё немного не дошли, а потом всё дымом заволокло.
– Ну что же теперь делать будем?
– Пока что маневрируйте от зениток, что-нибудь сообразим.
– Товарищ штурман, - вмешивается в разговор бодрый голос Федорищенко, я хорошо видел, откуда стреляют, с восточной стороны города. На западе не видно ни одной зенитки.
– Ну, вот и хорошо, это дельное замечание. Лётчики, держите курс на запад, оттуда попытайтесь зайти на свою цель. Богданов, передайте радиограмму на аэродром и на самолёт Пусэпа, что с восточной стороны города сильные зенитные средства.
– Радиостанция не работает, крупным осколком разворочен передатчик, отвечает Богданов, - вот никак осколок не найду.
Зенитный огонь ослабел. Опять засияло солнце, до этого скрывшееся в клубах дыма. Лётчики держат курс на запад, где, по заявлению всевидящего Федорищенко, у немцев зениток нет...
– Щербаков, - обратился Водопьянов к борттехнику, - как у нас дела с самолётом и моторами?
– У четвёртого мотора давление масла падает. Скоро придётся выключать. В плоскостях и фюзеляже много дырок - небо видно. Рулевое управление в одном месте наполовину подрублено. Думаю, что ничего опасного нет. Да где-то бензином сильно пахнет, никак не пойму где, вот помощника послал искать. А так остальное всё в порядке.
– В порядке, говоришь, а кто кричал: "Пожар, горим..."?
– Никто не говорил, это я только подумал, когда увидел дым возле самолёта.
– Ну, так в следующий раз потише думай.
Стоя во весь рост в своей кабине, я смотрел на землю и город, оставшийся слева. Я видел ясно свою цель и решал, как на неё удобнее зайти, чтобы не попасть ещё раз в такой переплёт.
– Лётчики, девяносто градусов влево.
Ложусь на живот и, прильнув глазами к прицелу, навожу самолёт на цель. Открываю люки.
– Немного влево. Так держать. Хорошо. Цель ближе.... ближе.... вот ещё несколько минут, может быть одна или две. Но... машина вздрогнула и... снова началось.
Федорищенко кричит:
– Стреляют только слева. Справа спокойно. Стреляют хуже, чем в первый раз. Ничего. Можно проскочить.
Лётчики инстинктивно отворачивают вправо, а я кричу и должно быть очень громко:
– Взять влево. Держать прямо.
– Саша, ты там поскорей управляйся, а то они уже пристрелялись и чего доброго попадут, - говорит Водопьянов.