На Дальнем Западе. Охотница за скальпами. Смертельные враги
Шрифт:
Джон, как говорится, прикусил язык. Удар Сэнди Гука метко попал в цель.
Разговор не замедлил обратиться к другим темам, и очень скоро беглецы принялись толковать о странном поведении их гостеприимной хозяйки, молодой индианки.
Девушка эта, по виду полуребенок, была по-своему красива. У нее были пышные вьющиеся волосы, словно мантией прикрывавшие ее тонкие плечи, черты лица отличались известной правильностью, и только бронзовый цвет кожи выдавал ее индейское происхождение. Устроив в «последнем убежище атапасков» беглецов, индианка,
Пещера имела несколько отделении, своего рода ниш или побочных коридоров-тупиков, по-видимому, служивших для индианки в качестве ее спальни, кухни, туалета и так далее.
И вот, оставив гостей располагаться, как им угодно, и делать, что им больше по душе, индианка удалилась в одно из этих помещений, откуда вышла только через полчаса, но вышла совершенно преображенная.
Она изменилась настолько, что беглецы с трудом узнали ее: изменилась ее походка, ее манеры, ее костюм.
Она расчесала свои пышные волосы и заплела их в несколько десятков отдельных тоненьких кос, перевитых цветными ленточками и ремешками.
Вся эта масса косичек сдерживалась на голове подобием диадемы из массивного золота с какими-то иероглифами и изображениями птиц и зверей.
Плечи оказывались открытыми, равно как и обе руки, тонкие и нежные. Стан индианки облекало теперь одеяние из белой шерстяной ткани, украшенной опять-таки иероглифами и символическими рисунками.
Вместо мокасин ножки последней из атапасков были обуты в подобие сандалий.
Личико казалось словно побледневшим, поблекли алые уста, но глаза светились странным, мрачным огнем. И голос звучал глухо и трагически.
— Что с тобой, дитя? — спросил индианку агент.
— Я слышу голоса ушедших в страну теней! — отозвалась индианка, рассеянно оглядываясь вокруг.
— Кого это?
— Моих предков! Всего моего племени!
— Что ты выдумываешь?
— Я никогда ничего не выдумываю! — ответила девушка серьезно и печально. — Мой дед учил меня всегда говорить правду и стыдиться лжи, потому что ложь оскверняет уста, ее произносящие, а мои уста должны быть чистыми в смертный час.
— И что же тебе говорят эти фантастические голоса твоих предков, которые я считаю просто за шум в твоих ушах от прилива крови?
— Они зовут меня к себе! Они твердят, что пришел час, когда последняя из атапасков должна на крыльях смерти лететь в страну теней, чтобы присоединиться к ранее ушедшим туда атапаскам и вместе с ними принять участие в жизни на зеленых лугах Великого Маниту…
— Словом, эти голоса предрекают тебе смерть? Но ведь ты здорова! И мы с тобой! Если ты боишься чего-нибудь, то ведь мы мужчины. Мы будем защищать тебя, и покуда не ляжем все до последнего, не дадим тебя в обиду никому!
Девушка, глядя в неведомые дали затуманенным взором, пожала плечами.
— Я слышу голос моей матери! — нараспев произнесла она. — Та, которая дала мне жизнь, та, которая качала мою колыбель,
Я слышу голос моего отца!
Он защищал наш вигвам от врагов, оберегая мой покой. Теперь, размахивая золотистым копьем, он зовет меня к себе.
Я слышу песню моей сестренки, убитой сиу в начале зимы. Она смеется, заплетая венок, и манит меня к себе. Ей скучно там, на зеленых лугах Маниту, потому что она привыкла играть со мной, и теперь она зовет, манит меня улыбкой, знакомым голосом.
Я иду, я иду к тебе, моя маленькая пчелка, моя птичка, мой цветочек, моя сестричка!
Прощайте, бледнолицые!
С этими словами индианка вскочила и помчалась к выходу из пещеры.
Это произошло так неожиданно, что остолбеневшие беглецы не успели загородить дорогу девушке, удержать ее.
— Это черт знает что такое! — первым опомнился Джон. — Эта сумасшедшая девчонка побежала топиться!
— Мы должны помешать ей исполнить это дикое намерение! — отозвался Джордж Девандейл. — Может быть, она накурилась какого-нибудь зелья и теперь в одурманенном состоянии способна наделать безумств! Поспешим за ней, друзья, чтобы предотвратить непоправимое несчастье!
— Не поможешь! — возразил Сэнди Гук. — Разве вы не видели, что маленькая индианка уже нарядилась в смертный саван атапасков?!
Однако, когда Джон и его трое спутников выбежали из пещеры, держа в руках ружья и револьверы, Сэнди Тук бежал с ними рядом, ни на шаг не отставая от них. Он только ворчал:
— В сущности, каждый имеет право распоряжаться собственной жизнью, и не понимаю, по какому праву мы должны вмешиваться в это дело?! Но девочка очень милое существо, и мне, право, жаль ее!
Над рекой плыл холодный клубящийся туман, окутывавший, словно мантией, островок с «последним убежищем атапасков». Сквозь волны тумана смутно виднелись стволы деревьев, очертания скал. Казалось, все вокруг переполнено призраками.
— Вот она! — крикнул Джон, указывая по направлению к скале, на вершине которой стояла, простирая руки вдаль, индианка.
— Смотрите, смотрите! Звери подкрадываются к ней! О, Господи! — крикнул Девандейл.
Раньше чем охотники успели схватиться за ружья, разыгралась катастрофа: огромный ягуар, ползший змеей по следам индианки, взвился в воздух, упал на девушку, одним ударом могучей лапы раздробил ее голову и припал к окровавленному трупу.
Загремели выстрелы, посылая смерть хищникам, окружавшим скалу, на которой умерла последняя из атапасков, но эти выстрелы были уже бесполезны. Даже больше: они привлекли внимание изголодавшегося зверья, и хищники закружились около охотников с явным намерением кинуться на них.
— Назад! Ради всего святого, назад! — закричал Джон, оглядываясь вокруг. — Нас слопают в мгновение ока! К пещере!
Повинуясь его указанию, все бросились к пещере, и едва добрались до входа, как целая волна разъяренных хищников ринулась туда же.