На другом берегу осени
Шрифт:
Недалеко от Москвы лансер обогнал порш, не меньше чем на ста восьмидесяти он пронесся мимо, подмигивая фарами и перестроившись на соседнюю полосу, благо машин было мало и дорожная обстановка позволяла. Женщина улыбнулась, моргнула фарами вслед.
На вьезде в Москву пришлось притормозить, светофор за МКАДом жил своей жизнью, удобной работникам ГИБДД, а не водителям. Лансер пристроился за грузовиком с ролями бумаги, хоть обзор и был перекрыт высоким кузовом, женщине за рулем был нужен именно правый ряд.
Артур
– Далеко? – из вежливости поинтересовался иномирянин. Сам он собирался в клуб, просто так – оттянуться и склеить кого-нибудь, а то в субботу на работу, пятница-развратница и все такое. Тем более что первое, чему обучают псионов – это раздвоение сознания. И пока одна часть веселится, бухает, курит, глотает дурь и трахается, вторая все время начеку, чтобы вовремя нейтрализовать вредные вещества, поставить защиту или сжечь все вокруг.
– Вызвали. – Паша нажал в кабине кнопку, блокируя закрытие створок.
– Тут такое дело, знакомая в аварию попала. Я, кстати, звонил тебе, только телефон выключен.
– Надеюсь, не Маша, - Артур подмигнул, - а то два раза снаряд в одну воронку.
– Нет, - помотал головой Павел, - дочка Уфимцева, ну это шишка ментовская из регионов. Мой отец с ним был знаком, авария какая-то, в больницу ближайшую привезли. Мне Леха позвонил, попросил, чтобы я тоже поучаствовал. Хотя, что я сделать могу.
– Погоди. Дочка Уфимцева – это Катя, что-ли?
– Ну да. Ох, я и забыл, вы же знакомы. Она в Москву ехала вечером по каким-то делам, и вот попала.
– Лехе-то что за дело?
– Так она с ним с детства знакома, в школе одной учились. Так, слушай, давай потом поговорим, я сьезжу, вроде как обещал уже, хотя толку от этого явно никакого не будет. Что я там сделать-то смогу. Обычный травматолог из государственной больницы, там точно такие же, Уфимцев еще Перельмана вызвонил, так что для мебели постою.
– Да понял я, - Артур вздохнул. Вечер пятницы накрывался медным тазом. – Поехали. Только ты за рулем.
В больнице усталый человек в белом халате вытирал салфеткой влажный лоб. Напротив него средних лет мужчина, показавшийся Артуру знакомым, что-то ему втолковывал. Спокойно, уверенно и очень настойчиво.
– Да поймите наконец, - врач опустил салфетку, досадливо поморщился, - не могу я дать разрешение на перевозку. Она без сознания. Что с ней, понять не можем, наружных повреждений почти нет, небольшой ушиб головы. Ни травм, ни переломов. На МРТ отек, существенных функциональных изменений нет. И в то же время никаких реакций, состояние тяжелое. Ждем специалиста.
– И что, будем ждать пока она умрет? – поинтересовался его собеседник.
– Делаем все, что можем, - развел руками врач. – Если наш или ваш специалист даст добро на перевозку, пожалуйста, все что от нас потребуется, мы сделаем. Извините, я отойду,
– Хорошо, я подожду. В палату можно пройти?
– Как пожелаете. Только вот халат, бахилы у медсестры возьмите, - врач вздохнул.
Собеседник его повернулся, увидел Павла. Тот подошел, таща за собой Артура, как на буксире.
– Это про тебя Милославский звонил? – мужчина недовольно скривился. – Он вроде говорил, будет какой-то Аарон Иванович.
– Перельман, - Паша кивнул головой. – Нейрохирург. Аарон Иванович – отличный врач.
– А ты кто? Лицо знакомое.
– Я – Павел Громов, Юрий Григорьевич.
– Громов… Анатолий Громов вроде твой отец, да? Точно, Пашка, еще мальцом тебя помню, извини, совсем с этим всем голова не работает. Ты как тут? Милославский и тебе позвонил? Ты же вроде тоже врач?
– Травматолог, - кивнул Павел.
– Ну да, помню. Отец твой, когда ты медицинский окончил, пьянку такую закатил. Вот ведь, а, - пожаловался собеседник, - дочь при смерти лежит, а я о чем. А это кто с тобой?
– Брат мой, сводный.
– Ну точно, Катя говорила что-то такое. И твое лицо знакомое, где-то мы точно встречались, недавно совсем.
Артур улыбнулся.
– У отца Никодима. Он старый друг нашей семьи.
– Точно, да, у храма тебя видел, когда сына крестили. Ладно, пойду, посмотрю, как там Катя. Честно говоря, вот стою, разговариваю из-за того, что войти боюсь и своими глазами все увидеть. Эй, ты куда? Без халата нельзя.
Артур только махнул рукой, исчезая за дверью.
У кровати медсестра меняла капельницу, одновременно следя за аппаратом искусственной вентиляции легких.
– Сюда нельзя, - грозно сказала она, и рухнула на стул рядом с пациенткой.
– Мне можно, - посетитель погрозил обездвиженной медсестре пальцем, та пыталась встать, что-то сказать, но тело ее не слушалось.
Работа в реанимации мало чего оставляет в человеческой душе, когда видишь, как люди умирают, начинаешь относиться к смерти по-иному. Чувства огрубляются, эмоции стираются, перегорает все. Особенно когда наблюдаешь такое много лет. Но вот только сегодня Нина Ильинична Перепевцева почувствовала, каково это – быть парализованной, практически мертвой. Прочувствовала и испугалась. Она все видела и слышала, но не могла пошевелить не то что пальцем – вообще ничем, только глаза двигались, наблюдая за незванным гостем.
А тот подошел к опутанной трубками девушке, с посеревшей кожей, запавшими щеками, плотно закрытыми глазами, и просто положил руку на лоб. И включил дополнительную подсветку.
Медсестра с ужасом увидела, как румянец возвращается на кожу. Как расправляется грудь и тело, почти мертвое, делает самостоятельный вдох. Как мышцы лица обретают упругость. Как открываются глаза.
– Артур, это ты? – прошептала девушка.
– Ага, - Артур кивнул. – знаешь, тебе наверное надо немного поспать. Как вы считаете?