На Другой Стороне
Шрифт:
— Поверить не могу, что ОНА бродила совсем рядом, когда мы спали! — то и дело восклицал он.
— Ночью можно дежурить по очереди, — предложил Денис, трепеща при мысли о долгих часах, которые предстоит провести в одиночестве. И всё же он надеялся, что самые страшные, полные разлитой в воздухе белесой взвеси и таинственных ночных шепотков, самые тёмные предутренние часы, возьмёт на себя кто-нибудь другой.
— Зачем дежурить, если есть Доминико? Он вовсе не спит.
Максим удалялся от них быстрым шагом, чуть ли не бегом, и, кажется, даже не думал остановиться, чтобы подождать.
— Мальчик,
Максиму, казалось, было всё равно. Но Денису стала интересна внезапная разговорчивость привидения.
— Что с тобой? — спросил он. — Чего это ты разворчался?
Призрак замолчал, сообразив, что на этот вопрос у него нет ответа, который бы устроил новоявленного Максимова братца.
— Просто терпеть не могу эту нечисть, — пробурчал он, сообразив, что любопытство во взгляде Дениса припёрло его к стенке и что отступать теперь некуда.
— Боишься? — воскликнул Денис. — Ты ведь сам приведение. Это тебя должны все бояться.
Лицо Доминико стало рельефным, будто кто-то сдавил его с двух сторон ладонями.
— Да будь я хоть крабом безмозглым. Всё равно. На ночь я один не останусь.
— Куда ты подевался ночью, когда эта женщина шаталась поблизости? Я нигде тебя не видел.
— Не помню, — буркнул Доминико. — То ли в облаках парил, а то ли был под землёй. Несколько глубже, чем вы, навозные жуки.
Он помолчал и внезапно признался:
— Я мог бы погреть руки в земной магме, если бы был несколько более существенным.
А затем, не дожидаясь вопроса от Дениса, который готов был уже слететь у того с языка, Доминико затараторил:
— Не смей меня укорять, малёк! Ты не понимаешь. Она — не простое приведение, не полтергейст, не дух природы, которого частенько приглашают на ужин шаманы сиу. Она… ТЕНЬ из другого мира. ТЕНЬ опасна для нашего мира, как пламя свечи для пергамента. Я почувствовал исходящую от неё угрозу и спрятался; никогда в жизни (и после неё) я ничего так не боялся.
— Значит, ты не будешь дежурить по ночам? — спросил Денис.
Доминико скрестил руки на груди. Длинные рукава его полоскались в воздухе.
— Только через мой труп.
Влага испарялась с растений и лёгкой дымкой висела между небом и землёй, будто оставленный нерадивыми рабочими строительный материал для миражей и грёз наяву. Дождя больше не предвиделось, и Денис стряхнул с плеч плащ, заставил то же самое сделать Максима. Он ощущал в себе обязанность опекать брата: беспомощное состояние, в котором тот сейчас пребывал, тяготило его куда больше, чем невозможность вернуться домой.
— Идём к людям, — повторял Максим. Глаза его горели лихорадочным огнём какой-то безумной надежды. Доминико грустно качал своим колпаком и парил впереди, как большой восклицательный знак. — У них там есть козлятки. И свежее молоко. Знаете, что мне нравится в человеческих поселениях?
— Уж англичане то… — непонятно сказал Доминико, покачав головой.
— Я жил какое-то время у одной тётушки, возле холмов Королевы Виргинии, — продолжал лопотать Макс, не обращая ни на кого внимания. За пуговицы его платья забилась земля, треуголка сидела на голове косо и нелепо. — Она была пастушка, и она…
Путеводного огонька не было видно совсем. Тем не менее, ни Макс, ни Доминико как будто не испытывали сомнений в том, что он всё ещё существует, что это не было галлюцинацией, играющей на каком-нибудь отполированном ветрами булыжнике солнечным лучом. Путники вплотную приблизились к лесу. Было ощущение, что они видят множество молчаливых, стоящих вплотную друг к другу людей, с лицами, скрытыми скорбной зелёной вуалью, в шляпах и фуражках, а потом вдруг это ощущение пропало, истаяло, как туман, оставив после себя еловую поросль, кротко касающуюся губами проходящих мимо ребят.
— Это земли англичан, — тоном школьного учителя начал Доминико. — Они приплыли сюда почти восемьдесят лет назад и обосновались на острове, называемом «Роанок». Испанцы, мои дорогие испанцы к тому времени уже продвинулись так далеко вглубь континента, что англичанам только и оставалось, что бесноваться и произносить нам вслед проклятия.
— Тебе-то что, — насмешливо сказал Максим. — Ты всю жизнь сидел на берегу.
— Ну и ладно, — казалось, если бы старик мог вдыхать воздух, мальчикам бы сейчас нечем было дышать. — Зато вы, англичане, остались с носом. Известно, что лучшие и самые успешные золотоискатели — испанцы. Кто, если не мы, покорили десятки племён сиу, которые не желали склониться перед героической реконкистой и отдать нам свои богатства.
— Он не англичанин, — сказал Денис. — Он из России.
Сказав это, он всерьёз задумался.
— Или ещё нет… не знаю, какой сейчас год. Может, мы сейчас в прошлом. Наш с Максом город, Выборг, раньше принадлежал шведам. Они построили часовую башню и крепость.
— Не представляю, где это, — сердито сказал Доминико. Подумал немного и прибавил: — У меня весьма обрывочные знания о том месте, откуда мы родом. И у тех людей, с которыми я общался, тоже. Удивительно, что и ставшая для меня родной земля является большой тайной. Это земля, на которой мы — пришельцы и завоеватели…
— А ты? — перебил Денис. — Когда ты здесь оказался? В какое время?
— С рождения мальчик, — сказал призрак. — С рождения. Моя мать была на сносях, когда наш корабль причалил к скалам Вольного Морехода на западе. Маяк построили почти в сотне миль оттуда, а первым (и, судя по всему, не последним) смотрителем его был я. Мама умерла от неизвестной болезни, отец сгинул. Ушёл с другими бравыми воинами вглубь континента и не возвратился. В пятнадцать лет я воображал себе как он прорубается сквозь джунгли. Потом прорубается обратно, неся на спине целую корзину золота. В двадцать я начал подозревать, что он давно бы уже вернулся, если б мог и если бы хотел. В тридцать я уже почти забыл про него. У меня был собственный маяк, и ко мне теперь спешили морские капитаны.