На дружеской ноге (сборник)

Пугач Вадим

Признаюсь вам… Протяжно «Ясно!» —

Кричат в Мадрите сторожа.

Такая лирика повсюду,

(Мефистофелю)

Плесни чего-нибудь в посуду.

ЛЕВИТАН

Я выпил все. Морской привет

Всем, кто копытны и двуроги:

Тому со мной не по дороге,

Кто любит тьму и гасит свет.

Уходит

АЛФЕРОВА

Мне дорог Левитан не с водкой,

Мне дорого его перо,

Когда он «Март» рисует

сводкой

Советского Информбюро.

МАХОТИН

Фонтан с напитком – это чудо,

Но он, мне кажется, иссяк.

Я прямо ухожу отсюда

И спорю, что впишусь в косяк.

Вписывается

АЛФЕРОВА

Мне очень нравится Махотин.

Я это, впрочем, говорила.

Плесните мне скорей портвейна,

Эй, Фауст, птичка, ты не спи здесь.

Мои поклонники не знают [13]

13

С этого момента и до конца монолога все строки заимствованы из разных стихотворений Т. Алферовой.

И искажаются блаженством,

Перцовку пьют под колбасу.

Цветет чугунная ограда,

Когда она, вниманью рада,

Над пролитой бутылкой пива

Латает дырочку в боку,

Не брать бы вовсе ручку в руки

Любым из нас, кто знает толк.

Занавес

Романтический диалог о красоте

Фрагмент

Говорит подруге Перси:

«Мэри, будущая Шелли,

Отчего твои так перси

И уста похорошели?»

Отвечает Мэри: «Биши!

Не скреби меня по коже.

Посмотри немного выше,

Ведь глаза прекрасны тоже!»

…

Швецкая баллада

Ура! Мы ломим. Гнутся шведы.

И все на наш редут.

Все началось со шведской спички.

Разжег огонь я по привычке,

Поставил на плиту

Кастрюлю со вчерашним супом,

Чтоб, насладясь куриным трупом,

Подумать с видом самым глупым:

Балладу наплету.

Я не наплел и пары строчек:

Под потолком жужжавший летчик

Мутил мне мысли все.

Но, находясь в припадке духа,

Я осознал, что то не муха

Мне изнасиловала ухо,

А Карлсон на гусе.

Под лампой Акка Кебнекайсе

Кричала весело: «Покайся!» —

И надрывался Нильс.

И фрекен Бок, танцуя шало,

Меня о чем-то вопрошала,

Ей, кажется, гора мешала

Использованных гильз.

Ну да, конечно. Шла Полтава.

Звучали выстрелы картаво,

Одолевал синдром.

И у шатра больного Карла

Бесился бородатый карла,

И

пушка, прочищая жерло,

Отхаркнула ядром.

Я думал: разделить бы бред с кем,

Но все в округе стало шведским,

Такие, брат, дела,

Что, шведской тройкой признан лохом,

Я, к шведской стенке пятясь с охом,

Вдруг захотел сходить горохом

От шведского стола.

Но, русского стола отведав,

Забуду разных прочих шведов

До самого конца.

И стану спрашивать сурово,

Что отличает кровь от крова

И кровью налитое слово

От красного словца,

Двенадцатого от Второго,

И карлика от Топорова [14] ,

И шведа от швеца.

Баллада о петухе

Петух сдавал однажды кросс,

Показывая прыть,

Взбежал он прямо на навоз

И начал оный рыть.

И гусь какой-то произнес:

– Его ведут казнить.

Глагол времен, металла звон —

Не все ли нам равно;

Он жив, а все ж пойдет под нож,

14

Виктор Топоров – петербургский критик и переводчик.

Иного не дано.

Но поднял стон малютка Джон

Жемчужное зерно.

Он голосил что было сил:

– Зачем его казнят?

Казните маленьких ягнят

И сереньких козлят,

Топите слепеньких котят,

Что гадят, где хотят.

Молчит петух, и взгляд потух,

Он позабыл про кросс,

А бедный Джон, что погружен

По темечко в навоз,

Пошел на дно и как зерно

Оттуда не пророс.

Мы все топили, как могли,

Своих подруг и жен,

Ведь может быть любой из нас

Любимой раздражен.

Но не пускайте петуха,

А прите на рожон.

Пусть мир в огне, но если мне

Любимая верна,

С ней заодно уйду на дно

И даже глубже дна,

Туда, где жареный петух

Прошел путем зерна.

II. Шаг в сторону

Мышка

Акрооктавы

Мы осторожно выползли из пред-

Ыдущего без видимых последствий;

Шутили, нанося случайный вред —

Кабину лифта поджигая в детстве.

А судьи кто? За давностию лет

Будь обвинен хотя бы в людоедстве —

Едва ль услышу, что твердят дядья,

Живу – и все, и сам себе судья.

Артист лопаты знает быт лопат,

Лопате ж быт артиста неизвестен.

Активно практикует аллопат