На дружеской ноге (сборник)
Шрифт:
Он всех любил любовью брата
От пяток и до головы
И слыл нежнейшим из братвы.
А он и вправду был нежнейшим,
И если в мозжечок моча
Не била, точно из ключа,
Дарил цветы бомжам и гейшам,
Зато клиентам не дарил,
А только репы им дурил.
Диваны, ванны, волованы,
Бумажный лом, сапожный крем,
Друзей секретнейшие планы
Он продавал буквально всем;
Менял сардельки на сосиски,
На Пряжке открывал химчистки
И
Шашлык собачий за свиной.
Однако стать одним из шишек
Надежды ложной не питал,
Копил тихонько капитал
И боссу отдавал излишек.
И так он понемногу рос,
Но заболел внезапно босс.
Тот богател, что было мочи,
И мог бы многого достичь;
Ушел в недвижимость – короче,
Хватил беднягу паралич.
Он был здоров – все было тихо,
Тут поднялась неразбериха,
Герой наш всех в ментуру сдал
И сам в награду боссом стал.
И вот, когда уж был он боссом,
Обрел значение и вес,
Во властные структуры влез,
Что нынче пахнут, как опоссум,
Стал добр и жирен, как хомяк,
И окончательно размяк.
Езжал он всюду, брит и стрижен,
С любовью братской на лице —
Типичный выходец из хижин,
Теперь живущий во дворце.
И вдруг по странному капризу
Влюбился он в студентку Лизу;
Поныне помнит весь филфак
Его малиновый пиджак.
Он появлялся там с богатым
Букетом роз иль орхидей,
А также с ворохом идей
Для обсужденья деканатом,
В душе плюя на деканат —
Его тянул иной канат.
Точней, магнит. И тем магнитом
Его манило все сильней
К ее устам, ее ланитам
И персям, что росли на ней.
Входя в состав любых инспекций,
Ее ловил он после лекций
И попадался ей, не зван,
И представлялся ей: Вован.
Сперва она его дичилась
И размышляла: «На хрена?»
Потом была покорена,
Потом с Эрастом разлучилась.
Она не знала, что Эраст
Еще на многое горазд.
Прощание у Славянки
Элегия
Гуляя по брегам, петляя меж холмами,
Не хижины люби, не ненавидь дворцы,
Но вспомни о родных – о бабушке иль маме,
Которы для тебя солили огурцы.
Зима уж на дворе; скользит закат по селам;
Веселых пташек нет, одни вороны лишь.
Оставь обиняки. Подумай, чьим рассолом
Наутро ты себя – больного – исцелишь?
Болезни вижу одр… Кругом глухие стены,
Все простыни в поту, и мрак в глазах свинцов.
Посмотришь
Кусты стоят рябин, но нету огурцов.
Воспомни лето, о! Еще совсем недавно
Клевали все подряд голодные скворцы.
Ты игры наблюдал дриады или фавна,
И зрели в парниках зелены огурцы.
Пупырышки на них росли и наливались,
И вся земля была видна и не пуста,
Когда с тобою мы наливкой наливались
До первых петухов и третьего листа.
О, мы тогда с тобой в такое проникали!..
И что теперь? Увы! Лишь саваны и тлен.
Чей остов виден там, – скажи, – не парника ли?
Где зелень и земля? Где полиэтилен?
И живы ль мы еще, уже не обладая
Тем самым огурцом, который всем знаком?
Ведь он отговорил, как роща золотая,
Пупырчатым своим, зернистым языком!
Как можете глотать копченых устриц слизь вы,
Развратно потреблять мадеру и коньяк,
Когда на берегах Славянки или Тызьвы
Нам с другом огурца не выискать никак?
Одной мечтой дыша, мы берега обыщем,
А как пахнет мечтой – то лучше не дыши.
И, постояв в слезах над Павловским кладбищем,
Мы побредем туда, где он взрастал в глуши,
Где были огурец, и Камерон, и Бренна,
И папильон в соплях, и Аполлон в снегу.
Настал ему конец, и помер он, и бренна
Истлела кожура… Прощай, прощай, огу…
Мучка
(Пасхальный венок строф)
1
Мороз и солнце! День чудесный.
Но скован я мечтой одной.
Прошу у бога выходной,
А он в ответ: я сам не местный.
Тогда, достав быстрей торпеды,
Из холодильника графин,
Глаголю, как заядлый финн:
«Ура! Мы ломим: гнутся шведы».
2
Ура! Мы ломим; гнутся шведы.
Пускай потом ломает нас,
Пускай закончится запас, —
Мы одолеем эти беды.
Мы соберем наш кворум, форум;
Люблю посуды первый гром
За то, что пишут о втором:
Чертог сиял. Гремели хором.
3
Чертог сиял. Гремели хором,
Как будто заключая брак.
Из-за окна глубокий мрак
На нас засматривался вором.
А мы от вора в метре с кучей
Листков, и шуток, и затей
Не ведали в пылу страстей,
Какая ночь! Мороз трескучий…