На Двине-Даугаве
Шрифт:
— Ну вот: батя, чистый батя!
С неожиданной лаской она привлекла Гришу к себе, и у него сердце будто захлебнулось горькой радостью: редко мать бывает такой…
— Чистый батя: открыл рот — в другую сторону поворот. Только что сердился, сейчас радуешься.
— Верно, радуюсь! Все Редали — хорошие люди! Помнишь Яна? Я-то его не забыл. Вот это человек!
Он вдруг увидел в глазах матери такую печаль, что сразу замолк. Потом тихо спросил:
— Скажи мне лучше все… беда какая-нибудь у
— Беды особой нет. И радости мало.
— А чего печалишься так?
— С тобой расстаюсь… глупый мой! — Она глянула на часы-ходики, что громко тикали на стене горницы: — Ну, пора нам. Скоро слесарь вернется с работы.
И правда, когда они пришли на квартиру к Редалю — на самый край города, — слесарь был уже дома.
Он оказался совсем еще молодым, с гладко выбритым, не то чтобы очень красивым, но, каким-то ладным лицом, с крутым подбородком, с голубыми упрямыми глазами. Звали его Оттомаром.
Даже имя это понравилось Грише — необыкновенное.
Он огляделся украдкой. Комната была хорошая, большая, чисто выбеленная. Только вот кровать в ней стояла одна.
Оттомар Редаль поймал Гришин взгляд и усмехнулся одними глазами:
— Не бойся. Завтра поставим еще одну кровать.
Слова он выговаривал твердо и не торопясь, будто вглядывался в каждое из них.
— Расходы… — нерешительно проговорила мать.
— Небольшие. Я жду кой-кого… Кровать все равно понадобилась бы.
Он помолчал, поглядел на Шумовых. И будто прочел что-то в лице Гришиной матери.
— О нет. Не беспокойтесь. Я жду товарища — вот ему. Ничего, это будет хороший товарищ. Пока что они вдвоем поспят на одной кровати… Не подеретесь? — спросил он Гришу, снова улыбнувшись одними глазами.
— Вот еще! — сказал Гриша. — С чего нам драться? А кого вы ждете?
— Э, пока это секрет. Или… как правильнее сказать?.. сюрприз. Это будет тебе небольшой сюрприз.
Потом — без перехода — сказал матери:
— Я не курю (у него вышло: «не куру»).
Она махнула рукой: дескать, теперь уж все равно.
— Нет, почему же, — возразил на ее жест Оттомар Редаль: — это вам приятно. А ему — полезно. Накуренная комната — это нездорово для маленького.
— Маленького! — возмутился Гриша. — Это я-то маленький?
— Нет, ты большой. Для большого тоже нездорово. Одним словом, я не курю. — Он задумчиво почесал бровь, посмотрел внимательно на потолок и наконец закончил: — Правда, иногда друзья ко мне приходят… Ну, те курят, прямо-таки дымят, как фабричные трубы. Мы что-нибудь придумаем. Пусть курят в печку. Вон какая печка стоит, открой дверцу и пожалуйста, кури сколько… как правильно сказать?.. сколько влезет!
31
Оставшись наедине с Оттомаром Редалем, Гриша не знал, о чем бы
А дядя Оттомар не торопился с разговором. Он прохаживался по комнате, внимательно поглядывал на Гришу, молчал.
— У меня мать красивая? — спросил его Гриша.
— Красивая, — не задумываясь, ответил Оттомар.
— Да она ж не молодая.
— Ну, и что ж? Все равно красивая. Есть старики красивые.
— Мне учитель сказал… Есть у нас такой учитель — Голотский. Я думаю, ему можно верить. Он говорит: «У тебя мать красивая».
— Ну, ты ж сам говоришь: ему можно верить.
— А вот мне самому до сих пор невдомек было.
— Как? Что это — «невдомек»?
— Невдомек, что у меня мать — такая пригожая.
— А, да. Ну, это бывает: мы кой о чем не сразу догадываемся… «Невдомек…»
Это слово, видно, для него было новое. Выговаривал он его смешно: «не в домок».
Чтобы сделать ему приятное, Гриша сказал:
— Дядя Оттомар, вы хорошо говорите по-русски.
— Да, — согласился Оттомар Редаль. — У меня много русских друзей. Ты их скоро увидишь. Они прозвали меня — От. Ты тоже зови меня «дядя От». Так короче.
Мать сама принесла Гришины вещи от мадам Белковой, прижала на прощанье голову сына к себе и ушла на вокзал.
Гриша не мог ее провожать. Было восемь часов вечера, реалистам уже нельзя было выходить на улицу, а ему, с четверкой по поведению за год, приходилось быть осторожным.
У матери при расставании глаза были сухие, как всегда.
А Грише дядя От сказал, когда мать ушла:
— Не плачь.
— Разве я плачу?
Гриша провел пальцем по глазам:
— Ну, это они сами. Погодите. Сейчас пройдет.
Нет, не прошло.
Оттомар Редаль опять походил по комнате, поглядывая на Гришу, потом проговорил:
— Ну ладно. Я тебя сейчас утешу. Не буду откладывать. Хотел сюрприз сделать… нежданно, но уж все равно. Знаешь ты такого молодого человека, по имени Ян Редаль?
— Знаю, — безучастно откликнулся Гриша. Его всё еще томила дума о матери…
— Он приедет сюда. Будет у меня жить.
— А отец его где? Август Редаль?
— Отец… Ну об отце другой разговор. Ян приедет один.
— А зачем он уедет от отца?
— Я хотел поставить тут одну кровать, — сказал дядя От, не отвечая на Гришин вопрос, — а теперь вижу — нет. Вон у тебя плечи какие, на одной кровати вас обоих не уложишь. Надо поставить две кровати.
— Расходы, — печально сказал Гриша тем же тоном, каким говорила мать.
И дядя От в первый раз за весь вечер засмеялся по-настоящему; Гриша увидел его белые зубы, ровные, один к одному.
— Э, у тебя не только плечи, как у большого, у тебя голова, как у большого. Но я тебе сейчас дам ответ…