«На этой страшной высоте...». Собрание стихотворений

Головина Алла Сергеевна

ЛЮБОВЬ

Это солнечное копье, Ударяя огнем с высот, Надломило сердце мое Осторожно, как свежий сот. Защищаться от счастья — лень. Ты мои стихи перечел, И они открывают день Под окном суматохой пчел. И в густую траву упав, Я прищурясь гляжу и жду, Что мой розовый рой в рукав Возвратится, поняв беду. Под прохладную кисею, Где в руке запевает кровь, Где я злые цветы таю Для небесных моих роев… Но противиться счастью — лень. Счастье летнее без границ… Вот стихи мои льются в тень, Выбирают новых цариц. И забывши в июльский зной Разлинованный свой уют, Темный улей

любви земной Населяют и узна ют 1934

«Со всею нежностью припоминать тебя…»

Со всею нежностью припоминать тебя, Опять вплотную подходя к апрелю, Кудрявую влюбленность теребя Ночною непокорною куделью. И ближе к свету счастье подносить, И ждать, когда последний в доме ляжет… Она скользит, запутанная нить Из песенной, из вылинявшей пряжи. Поют в руках резные челноки, Поют стихи над мертвыми листами, — Им не белеть наутро у реки Тяжелыми и влажными холстами. В последний раз послушная строкам Любовь журчит и бьется, как живая, Чтоб умереть по темным сундукам, Невиданным приданым истлевая. 1934. «Меч». 1934. № 17-18

«НА ЭТОЙ СТРАШНОЙ ВЫСОТЕ…». ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

ОСЕНЬЮ

Стелет хвоя повсюду жало, Золотятся в лесу откосы, Это солнце порастеряло За июль и за август косы. Кто-то маленький, быстроногий Отпечатал смешные пятки, Где сбежались на склоне дороги, Словно розовые закладки. Укрываясь порой за пнями, Наступая на сыроежки, Прибежали к пушистой яме Веерами следы-мережки. И сегодня почти что жарко, И пальто волочится даром Под сквозною сосновой аркой, Тонко пахнущей скипидаром. Только вечером белой тиной — И как мертвые змеи долог — Нерасчесанной паутиной Разлетится туманный полог. Одиноким прищурясь глазом, И заброшенней, и короче, Месяц будет тупым алмазом Резать стекла холодной ночи. И за душное злое лето Станет сразу заменой дикой Неживая березка эта И колючая ежевика.

НОВОГОДНЕЕ ГАДАНИЕ

В будущее узкая прореха, Счастье наклонилось у плеча… В скорлупе сусального ореха Оплывает красная свеча. Елка на столе теряет хвою, Иглы о клеенку шелестят. Я сегодня сердце успокою На старинный позабытый лад. В тазике с прозрачною водою По краям бумажный хоровод, Имя нареченного судьбою Маленькое пламя подожжет, Беспощадны елочные ветки, Что легли, как веер, у креста, Но острее проволока клетки, Где живет бескрылая мечта… Я сегодня сердце успокою, Дам ему обещанный смычок, Только бы дыханьем и рукою Подтолкнуть задуманный клочок. И когда, таинственно сгорая, Станут буквы остро золотеть, На дорогу ласкового рая Распахнется сломанная клеть… 2.1.1930

ГОЛУБИ

Плывут, цепляясь слегка За собственные изгибы, Серебряные облака — Серебряные, как рыбы. И на чешуе-пуху Холодные тени реже — Апрель царит наверху, Но в улицах будни те же. Глядясь в золотую рань. Что красит бока трамваю, Желтеющую герань Беспомощно поливаю… Ломая порыв тоски, Отпущенный в зимней мерке. Кормлю голубей с руки В окне, из-за жардиньерки. И клювы стучат, стучат По серой холодной жести… Но пьяный весенний чад Мы с ними открыли вместе. На белом крыле чудес Мой день с голубиным равен, Бросаясь в окно небес От этих немытых ставен. Как будто сухой камыш, Над будничною поклажей Ломало виденье крыш, Рисованное на саже. И не становясь слабей От радостного полета — Сегодня всех голубей Со мной ожидает кто-то. О том, что давно влекло, Расскажет Ему скорее, Ударившись о стекло У райской оранжереи. Последняя тает грань, Когда зазвенят осколки. Смешная моя герань Стоит на небесной полке. Горят ее лепестки, Исчерченные грехами… И кто-то меня с руки Накормит опять стихами… 2.5.1930

ВЕСНА

ЗИМОЙ

Из-под снега тропу расчистя, Я читаю заклятье свое… Напечатаны тесно листья На коротком весеннем платье. Только ветер звенит на крыше, Только мало в лесу загадок, Прошлогодней травою вышит Лабиринт невысоких грядок. И я песнею рву затоны, Уходя от немой калитки, Словно папоротника бутоны, Воскресают везде улитки. Только песнею, не печалью, На земле рассылало вести, И разорванною вуалью Комары летают на месте. И когда уже вместо снега Разливаются синью травы, На мосту дребезжит телега И стоят на воде купавы. О, весенних цветов заклятье, Позабытые снег и муки! Расцветают цветы на платье, И уже загорают руки. Только песней моей ведома, Застывая и плача сзади, Ты, весна, засмеешься дома И покорно уйдешь в тетради… 8.5.1930

В ДОЖДЬ ЗА ГОРОДОМ

Весенний дождь, ты о мечте поешь. У речки стала розовее глина. На тополях серебряная дрожь, В орешнике увяла паутина. Мы уезжаем и лучей не ждем И в поезде увидим через окна, Как гладь пруда исколота дождем, Как на поля спускаются волокна. А каблуки высокие в песке, И локоны повисли виновато, Но на мосту — на маленькой доске, Все улыбнулись перед аппаратом… Мы не видали ни шмелей, ни птиц — Дождливый день, холодный, невеселый, Дробился в отраженьи острый шпиц Стоящего вблизи костела. Мы маков искали у межи И бледных незабудок по болоту. Веселый дождь, ты крылья развяжи И помоги смешному перелету… На каждой ветке радужная нить, А на душе беспомощно и больно — Мы городское счастье пропустить Боимся и торопимся невольно… Но если там мы тоже не найдем Того, что здесь беспомощно искали, Опять за этим полем и дождем Я возвращусь без грима и вуали. 28.5.1930

В ЛЕСУ

Сосновой радостью и мощью Еще весенний воздух нищ… Дорога в лес ушла на ощупь, Не задевая корневищ. Но, вытянув вперед ладони, Опять иду на произвол, И снова нежно пальцы тронет Уже чуть-чуть нагретый ствол. Как в прошлый год — я за подачкой, За новой рифмой, за живой, Смотреть, как мертвых листьев пачки Опять пришпорены травой. Тут не видна уже дорога, И я брожу, брожу с утра, Чтоб серых бабочек потрогать, Таких же серых, как кора. А возвратившись, без усилья, Без горечи и без забот К бумаге приколоть не крылья, А только первый их полет… 1930

«В этом мире, где много печали…»

В этом мире, где много печали, Где тоска, как крыло за плечом, Мы с тобою молчали, молчали И не смели спросить ни о чем… Мы ни с кем не делили тревоги, Мы дрожащих не подняли век. Как распятье, чернели дороги, Разводящие счастье навек. Только раз от безвыходной муки, Как голодную легкую плеть, Прямо к небу я подняла руки, Чтоб над злыми годами взлететь. И сквозь дымный и розовый вечер Облака пролегали мостом, Чтоб безвольные нежные плечи Я опять осенила крестом. Чтоб сквозь сон примелькавшихся будней, Где расставила вехи тоска, Ты бы верил все безрассудней, Что желанная встреча близка. 1930

НЕРУКОТВОРНАЯ

Я нынче память о тебе затрону — Твой темный лик, издревле близкий нам. Твою сестру — Сикстинскую Мадонну Не носят, как тебя, по деревням. По галереям ищут в каталоге Условный номер безмятежных глаз, А ты сама проселочной дорогой В степной глуши разыскивала нас. Скорбящая над праздничной толпою, Доступная кликушам и слепцам, Ты проплыла когда-то надо мною По полотняным вышитым концам. Кричали дети, причитали бабы, В ландо вздыхали тюль и чесуча, И ты коснулась благостно и слабо Беспомощного детского плеча. И мальвы в косах распускались пышно, Подсолнечники пели и цвели, А ты летела черной и неслышной По розовому цветнику земли. И где музейной красоте бороться С нездешней благостью и унимать тоску, С нерукотворной ночью из колодца Явившейся больному мужику… 1930