«На этой страшной высоте...». Собрание стихотворений

Головина Алла Сергеевна

«Не умирай, не верь, не жди…»

Не умирай, не верь, не жди, Что будет райская награда. Покроют руки на груди Цветами из чужого сада. От выцветающих оград, Где спят напуганные адом, Ты не увидишь этот сад, Не пролетишь над этим садом. Взойдет непышная трава Над желто-розоватой глиной, Н будешь помнить ты едва Озерный шорох лебединый. Цветы на письменном столе, Грозу, встающую над скатом, И руку на плече крылатом, Крылатом только на земле. 1935

СИРЕНЬ

Желанное случилось В последний этот день: У окон распустилась Персидская

сирень. Душиста и лилова И так густа, густа… Свиданье нынче снова У этого куста. В твоей сегодня власти, Цветет до облаков Душистый крестик-счастье В десяток лепестков. Пусть горло жжет шелковым Тебе огнем петля, На облаке лиловом Уже плывет земля. На облаке махровом Ты губы прячешь в тень И осыпаешь снова Персидскую сирень. Пускай в ладонь невесте Упрямая рука Кидает черный крестик В четыре лепестка. Привычно оправляет Серебряный покров, С открытки отпускает На волю голубков. Ведь по дорожкам сада И по твоим рукам Скользит лиловый ладан К вечерним облакам… 1935(?)

«Что бы ни случилось в жизни этой…»

Что бы ни случилось в жизни этой, Сколько б лет с разлуки ни прошло, Ты припомнишь ту весну и лето — Нашей встречи ветер и тепло. Кажется, чему б еще случаться, Раз друг друга видели во сне, Но нам было велено всетречаться, И еще — встречаться по весне. Нам была дана сирень повсюду, Что дышала сизой теплотой, Все довески к радостному чуду, Всё до дна и весь хмельной настой. Летом клевер, о, какой махровый, Сонный лес, вздыхающая степь, В мае — слово, летом — с полуслова, В мае — струны, а в июне — цепь. И она на этом расстояньи Всё звенит, соединяя нас, Возвращайся — клевер не увянет, Но сегодня — предпоследний час. 1935(?)

«На заре, по краям площадей…»

На заре, по краям площадей, Чуть заметно круженье камней. Посреди у фонтана не стань — Там совсем небывалая грань. Руки сами взлетают и ждут, Скамьи кружатся и поют. Небо розово сквозь синеву, И вздыхают стихи наяву, Что мешают им сны, и слова, И скамейки, и синева. Если ты не боишься узнать, Умереть, полюбить и не встать, Жди еще, задыхаясь, без сил, Чтобы ангела Бог отпустил. И с моста в лишаях и без рук Ангел вылетит с грохотом вдруг, Скинет камень и руки найдет И с тобою охотно умрет, Иль любовную примет тоску, Иль крылом переправит строку. 1935(?)

«Спокоен сон мой и глубок…»

Спокоен сон мой и глубок. Душа сейчас меня превыше — Летит мой облик на восток От ложа, потолка и крыши — Чтоб шпили храмов как порог И словно черный коврик тучи: Восток, восток, восток, восток — Восток не тот, не желтый, жгучий, А, кажется, совсем другой — Страна такая на востоке, Где — тропки с розовой дугой, Где вечные снега глубоки, В колоколах вздыхает медь, И тишина в дворцовых залах, Где бродит улицей медведь И женщины в платочках алых, Где я не пела у берез И в хороводе не плясала, Где не лила кровавых слез И с молоком их не всосала. Но где поймут ее тоску — Моей души стихи и муки, Где ангел к жаркому виску Прохладные приложит руки. Но нет страны такой нигде. Пускай из складок одеяла Рука при меркнущей звезде Дорогу с памятью сверяла. 1935(?)

«Я — все та же; и видят глаза…»

Я — все та же; и видят глаза Всё, как прежде — как видеть не надо. Вот над винною лавкой лоза, Оживая, ползет по фасаду. Винограда стеклянная гроздь Наливается соком и светом, Задремавший за стойкою гость Пробуждается

снова поэтом. Видит море, и желтый песок, И звезду на светлеющем небе, Где асфальта чернильные гребни На зеркальный ползут потолок. Вот сейчас бы не медлить, скорей! — Не помогут мольбы и угрозы. Листья вьются у фонарей, И устойчивы слабые лозы… Тишина и рассвет за углом И в росе твои руки и плечи, Кто-то машет навстречу крылом, Кто-то крыльями машет навстречу. И, как след, голубая стезя По стене проплывает на крышу, Но полета мне видеть нельзя, Потому что я пенья не слышу 1935–1936

ФЕВРАЛЬСКИЕ СТИХИ

В феврале заблестела земля, И легко вознеслась над тобою Это небо конца февраля, Желтоватое и голубое. Блеск у ног твоих и наверху, И крылатая сила в запястьи… Вот скворешни навстречу стиху, Заскрипев, раскрываются настежь. Мы по мокрым дорожкам идем, Говорим о больших переменах, Мы взлетаем, и пахнет дождем В деревянных некрашеных стенах. Вот и все, и погода ясна, Будет завтра такою же вешней, Рано утром проснется весна На пороге просохшей скворешни. И когда из далеких концов Хлопотливых, узнавших о чуде, Встретим мы настоящих скворцов, О весне догадаются люди… 1935–1936

«Ты не поешь, ты стала старше…»

Ты не поешь, ты стала старше, Ты — побежденная, не та, Но прямо вверх, крылатым маршем Спешишь сегодня от моста. Такая вышла в полночь встреча Поэтов, брошенных, бродяг. Что серый ангел взял на плечи Ваш синий, ваш линялый флаг. Зачем холодные перила Ты слабой трогаешь рукой? Бросайся вверх с последней силой — Там Млечный Путь шумит рекой. И проводник из темной ниши Над нерешительной толпой На облака все выше, выше Ступает каменной стопой… Конец поэтов и бродяг — Сегодня смерть твоя крылата, Как жизнь твоя была когда-то, Пока ты расшивала флаг… 1935–1936

«После такой разлуки…»

После такой разлуки, После такой любви Из-за плеч прохладные руки Ложатся на веки твои. И догадаться не смея, Кто стоит за тобой. Ты видишь, что мрак мутнеет, Становится голубой. И шумен прозрачный воздух, И боль не коснется век, И звезды, синие звезды Плывут, озаряя снег. Смотри, в этом новой мире Такой огромный простор, Всё выше, светлее, шире Привычных озер и гор. Пусть руки тонки и слабы, Опущенные, как плеть, — Там даже и ты смогла бы, Как прежде, во сне взлететь. Каменный ангел не тронет Крыло твоего плеча: Лети, не будет погони, Ты умираешь — ничья… 1935–1936

ВО ДВОРЕ

Дошла любовь до точки, Цепей не расковать, Любились голубочки, Слетались ворковать. Достался голубь кошке И клювом не стучит, Соперница в окошке Подперлась и сидит. Подперлась локоточком, Глядит куда-то вниз, Летают голубочки, Садятся на карниз. А во дворе прохожий — Плечист и сероглаз, Кому-то точит ножик Сегодня в первый раз. Поет, поет прохожий Не о моей красе, Звездами брызжет ножик На белом колесе. Последний вечер дожит — Цепей не расковать, Поет и пляшет ложе — Пуховая кровать. Последний вечер дожит, Она гасит огонь, И месяц — острый ножик Упал в мою ладонь. Порхая звезды всходят От нашего двора, Покоя не находят На небе до утра. И пляшут под окошком, Скользят по желобам, Ползет по крыше кошка К уснувшим голубям. «Современные записки».1936.Т.61