На Фонтанке ожидается солнечный ветер
Шрифт:
– Растерялась! – насмешливо протянул Леша. – Я не сказал бы, что она теряется…Честно говоря, племянница у тебя – чистая скорпиониха. Мелкая, но так ужалит, что полруки оттяпает!
– Что ты, Лешка, – вскинулась Манана, – она такая хорошая девочка – добрая, нежная, просто стесняется.
– Что-то я не заметил в ней особой стеснительности, – буркнул Леша. – Все время дерзит и колется – чистый кактус! Вот спасибо тебе! А мне еще и работать с ней придется!
– Ну не злись, – примиряюще сказала Манана. – Хочешь, я тебе опять твой любимый пирог испеку?!
– После общения с такой напарницей-колючкой и пирога
– Ты просто ее еще плохо знаешь! – заверила Манана.
– Да у меня как-то и не возникает желания узнать ее получше! – честно признался Леша и тут же услышал рядом возмущенное фырканье.
Оглянувшись, он увидел, что за его спиной стоит насупленная Теона.
– Привет, Белкин. Вижу, ты без меня очень скучал?! – усмехнулась девушка.
И только появление Никиты Арсеньева предотвратило возможную перепалку Леши и Теоны. Кстати, Леша отметил, что с Никитой Теона ведет себя куда любезнее, и в беседе с ним она даже производит впечатление относительно нормального человека.
– Отличная девушка, – подмигнул Леше Никита, когда Теона отвернулась, – умная и обаятельная!
Леша сморщился и поинтересовался у «мисс обаяния», какие виды кофе она умеет готовить.
– Честно говоря – никакие, – улыбнулась Теона. – Я кофе вообще не люблю.
Леша застонал, как смертельно раненный зверь:
– Да как же, да что же это?!
– Ну вот так, – пожала плечами Теона. – Но я ответственный, легко обучаемый человек, поэтому я быстро усвою все, что нужно.
– Но кофе нужно любить! – вскричал Леша. – Тут все серьезно!
– А ты вообще какой-то чрезмерно эмоциональный парень, – неодобрительно заметила Теона. – Неужели ты так уж любишь кофе?
– И даже еще больше! – отрезал Леша. – А ты-то что из напитков предпочитаешь?
– Чай, а еще лучше красное домашнее вино! – призналась Теона.
– И с этим человеком нам придется работать?! – возмутился Леша.
Манана с Никитой, наблюдавшие за диалогом Леши и Теоны, переглянулись.
– Ну ничего-ничего! Мы еще сделаем из тебя приличную девушку! – с тихой угрозой пообещал Леша и тут же включил гимн отъявленных кофеманов, песню Фрэнка Синатры «The Coffee Song».
Старина Фрэнк пел о чудаках, которые даже в яичницу с ветчиной добавляют кофейный кетчуп, да что там говорить – они даже в кофе добавляют кофе! В какой-то миг оба бармена не сдержались и тоже затянули песню.
Услышав слова «Ты встречаешься с девушкой и позднее понимаешь, что она пахнет как кофеварка», Теона взглянула на парней с изумлением. Ну ладно чокнутый Белкин, но от Никиты она такой кофейной экспрессии никак не ожидала.
– Понимаешь, нам всем нужна энергия, – улыбнулся Никита. – А эту энергию дает что?
– Что? – переспросила Теона.
– Кофе! – прокричали Леша с Никитой.
Теона выразительно на них посмотрела:
– Парни, вы сумасшедшие!
Но как бы там ни было, несмотря на всю разность характеров, темпераментов и глобальное различие вкусов, отныне Леше и Теоне предстояло работать вместе. Ничего не поделаешь!
Весь день Данила Суворов провел в Кронштадте, без устали снимая этот гордый город с разных ракурсов. Кронштадт завораживал Данилу не меньше, чем красоты Крайнего Севера или экзотика африканских пустынь, поскольку в нем сохранился
Данила долго снимал на набережной. Ветер рвал серое полотно Финского залива, небо сливалось с водой, покачивались корабли на причале. Непогода испытывала город-крепость, его жителей и самого фотографа на прочность. Но Данила радовался разбушевавшейся стихии, позволявшей сделать характерные, образные снимки. Сделав целую серию фотографий на заливе, Данила дошел до прекрасного, уходящего ввысь Морского собора и невольно улыбнулся: «Создал же Господь такую красоту!» Серия фотоснимков собора, и дальше в путь.
Суворов бродил по окраинам города, заглядывал во все дворы, закоулки, фиксировал камерой проступающее в трещинах на стенах, в следах старых военных снарядов, в золоте церковных куполов время. По сути Данила всегда занимался тем, что стремился удержать ускользающее время, запечатлеть его. Вся его жизнь была попыткой зафиксировать, поймать и бережно сохранить что-то очень зыбкое, эфемерное, ускользающее. Потому что кто его знает – вдруг через несколько лет в этот гордый, тихий, дремотный город, сам по себе похожий на застывший корабль, ворвутся какие-нибудь преобразователи и захотят переиначить здесь все на современный лад: уничтожат этот старый форт, снесут тот старый дом, а на месте этого магазинчика с трогательной, советской еще вывеской соорудят очередной безликий супермаркет. Любой город может исчезнуть, уйти как Атлантида под воду. Понимая это, Данила хотел сохранить любимые места в их первозданном виде хотя бы на карте памяти.
Изрядно постранствовав по свету, фотограф Суворов в какой-то миг решил отдать дань уважения родной стране – он много снимал русский Север, красоты Алтая и Урала. И вот теперь осел в Петербурге. До этого времени у Данилы не было своего жилья (московская квартира, где жили его родители – не в счет). Он и не хотел пока обзаводиться собственным жилищем, чтобы не привязываться к месту, не ограничивать себя в странствиях по миру, в своей свободе. Он предполагал, что когда-нибудь, возможно, бросит где-то якорь и осядет, но когда это будет и в какой точке земного шара, еще не знал. Пока же его временным приютом стала квартира друга Ивана в старом, истинно петербургском доме и отчасти уютная кофейня «Экипаж», где он проводил много времени.
Вот и в этот вечер, вернувшись из Кронштадта, по пути домой Данила зашел в «Экипаж» – купить круассанов на завтрак, выпить еще одну чашку кофе и сыграть с Лешей в шахматы.
Однако Леше сегодня, судя по всему, было не до шахмат. В кофейне появилась новая сотрудница, и Леша был занят тем, что объяснял девушке тонкости их работы.
Попивая кофе, фотограф Суворов наблюдал за приятелем и новой барменшей Теоной. У девушки была своеобразная внешность и не менее своеобразная манера держаться: резковатые жесты, но при этом прекрасная пластика (иногда казалось, что девушка сейчас затанцует), необычайно живая мимика и очень выразительные глаза. Данила даже подумал, что если бы он в принципе занимался портретной съемкой, то он хотел бы снимать эту девушку. Ее нельзя было назвать красивой, но она была больше, чем красива. В ней угадывалась, мерцала яркая индивидуальность, а именно это столь редкое в наше время качество фотограф Суворов больше всего ценил в людях вообще и в девушках в частности.