На Фонтанке ожидается солнечный ветер
Шрифт:
При этом, судя по всему, отношения у напарников не складывались, временами от Леши с Теоной начинали искрить некие, видимые даже для окружающих, электрические разряды. Улучив момент, Леша подмигнул приятелю и, указав на Теону, сделал выразительный жест в области шеи: дескать, вот она мне уже где!
Данила улыбнулся: «Ничего не поделаешь, старик, с девушками вообще непросто!» – и пошел к себе.
В то время как Данила просматривал сделанные за день фотографии, а Леша объяснял Теоне разницу между степенями
Лина вышла на перрон, вдохнула сырой мартовский воздух. В Петербурге было по-зимнему холодно, дул колючий, пронизывающий ветер. Лина крепче прижала к себе чемодан. Толпа подхватила ее, понесла.
На выходе из вокзала к ней вдруг подошла женщина, закутанная в платок, из-под которого блестели только черные глаза, и завела классическую шарманку:
– Эй, красавица, давай я тебе погадаю, всю правду расскажу!
Лина удивилась (так вроде цыгане давно перевелись?!) и посмотрела прямо в эти черные бездонные глазищи.
Незнакомка – цыганка или не поймешь кто – ответила ей пристальным взглядом и вдруг покачала головой:
– Ох, милая, ты несешь свою беду, а беда у тебя большая. Смотри, утянет она тебя на дно.
Лина усмехнулась: «А правду говоришь, чернявая!» – и вышла в город.
Она несла свою беду, тяжелую, неподъемную ношу несколько лет, и вот теперь она в городе, который станет ее дном или могилой.
В следующие дни Леша с Теоной упорно старались друг друга не замечать, разве что им приходилось общаться по рабочим вопросам. Иногда Леша злился: «Ты все делаешь не так!», Теона – тоже на подзаводе – огрызалась и бурчала в ответ.
Манана с изумлением за ними наблюдала и только качала головой: вот ведь нашла коса на камень!
Бариста Никита теперь работал пожарником – старался вовремя гасить огнеопасные вспышки в отношениях коллег. То Леша поддавал жару, причитая «Нет, тебя вообще нельзя подпускать к кофеварке!», то Теона пыхтела, как закипевший чайник: «Белкин, да ты меня уже достал своими придирками!».
В свободное от работы время Леша с Теоной расходились по разным углам и делали вид, что друг друга не замечают.
…Если бы Теону спросили, что именно ей не нравится в ее новой жизни, она бы, не размениваясь по пустякам, честно ответила, что ей не нравится все. Абсолютно все. Ей не нравился здешний ужасный климат, этот холодный и высокомерный город, и ей не нравилось то, что происходило в ее квартире. Не то чтобы сама квартира вызывала негативные эмоции, но вот эти странности, которые в ней продолжались, Теоне никак не нравились.
Нет, она не ошиблась, когда в первое утро в этой чужой квартире ей показалось, что кто-то касался ее кукол и переставил их местами, потому что через пару дней история повторилась. Как-то, проснувшись утром, Теона увидела – о нет, опять! – что ее куклы снова сидят не так, как их усаживала она.
Встревоженная Теона несколько раз спрашивала Манану о хозяевах
У Теоны было ощущение, что ее испытывают. Постоянно испытывают на прочность – этот недружелюбный, надменный город, какие-то неведомые духи, обитающие в старой квартире, да и в кофейне ее все время проверяют – справится она с новой работой или нет. Даже этот дурацкий Белкин…
Теона метнула в коллегу угрюмый и острый, как дротик, взгляд. В этот миг Белкин как раз наворачивал десерт тети Мананы. Однако же пущенный Теоной дротик попал в цель – Белкин поперхнулся и перестал жевать.
– Что такое? – занервничал Леша.
– А что ты тогда говорил про призраков? – спросила Теона.
– К тебе приходят? – страшно заинтересовался Леша.
Теона пожала плечами: да как сказать?! Видеть, впрочем, никого не видела, врать не буду, но что-то не так… С этой квартирой, с этим городом, да и со мной тоже.
Леша понимающе кивнул:
– Обычное дело, я же говорил! Но ты не дрейфь, просто повторяй, если что, как я учил: «Спокойно, я свой, то есть, своя!»
Теона вздохнула – вот что с этим городом «не так». В нем все, через одного, чокнутые. А почему так – кто его знает. Может, йода им всем не хватает, а может, болота, на которых построен город, источают какие-то, вредные для мозга и нервной системы испарения.
В кофейню вошла постоянная посетительница – экскурсовод Мария, с которой Теона уже успела познакомиться. В Марии было что-то невыразимо располагающее и притягательное; Теоне очень хотелось с ней разговориться и даже напроситься к ней на экскурсию, но она не решалась. Всю свою симпатию к Марии Теона старалась выразить широченной и искренней – в пол-лица – улыбке.
– Да ты что творишь, бестолковая? – раскудахтался у Теоны под боком Белкин. – Ты же молоко перельешь, испортишь весь кофе!
Дружелюбная улыбка погасла, и на лице Теоны появилось привычное – зверское – выражение, какое было всегда, когда девушка разговаривала с Лешей.
– Ну ладно, вот тебе сейчас двадцать семь лет, и в этом возрасте вот это «подай-принеси» – нормальное занятие, а дальше-то что? Ты и в пятьдесят лет будешь работать барменом?! – не сдержалась Теона.
– Какое «подай-принеси»? – побледнел Леша. – Ты о чем?
– Да о том, чем ты занимаешься.
– Я «не подай-принеси», – отрезал Леша. – Я варю людям хороший, максимально хороший кофе, можно сказать, заряжаю их чистой энергией!
Он отвернулся и полдня с ней не разговаривал.
К обеду Теона не выдержала:
– Давай, что ли, мириться?
Леша пожал плечами:
– Я с тобой и не ссорился. А на счет «подай-принеси»… Я вообще-то скоро буду дипломированным дизайнером и начал, между прочим, с дизайна «Экипажа».
– Ты что, здесь все сам придумал? – изумилась Теона.