На глазах у сорока миллионов

Макбейн Эд

– Почему?

– Он не сказал. Свой дом и личные вещи он завещал миссис Аделаиде Гарфайн – это его мать, она вдова, живет в Покипси, штат Нью-Йорк.

– Продолжайте.

– Треть оставшегося он завещает Американской гильдии эстрадных актеров, еще одну треть – Академии телевизионных искусств и наук и последнюю треть – Раковому фонду Деймона Раньона.

– А Милейни?

– Ноль, – сказал Ди Палма. – В этом и состояло изменение в завещании. Он ее из него совсем исключил.

– Громадное вам спасибо.

– За что? – спросил Ди Палма с усмешкой. – Я же вам ничего не говорил, разве не так?

– Вы мне ни слова не сказали, –

согласился Карелла. – Еще раз спасибо.

– Не за что, – сказал Ди Палма и повесил трубку.

– Ну? – спросил Мейер.

– Он ей ничего не оставил, – сказал Карелла. – Он изменил свое завещание в начале прошлого месяца.

– Ничего?

– Ничего. – Карелла помолчал. – Забавно, не правда ли? Я имею в виду эту красивую женщину, которая вела счастливую жизнь со своим мужем и которая приглашала нас наверх полюбоваться на ее меха и драгоценности, – и вдруг в прошлом месяце он исключает ее из своего завещания. По-моему, очень странно.

– Да, особенно если учесть, что именно в прошлом месяце он наскакивает на нашего доктора и обвиняет его в попытке увести у него жену.

– Да, очень странное совпадение, – сказал Карелла.

– Может, он действительно верил в то, что Нелсон пытается увести у него жену.

– Может быть.

– М-м-м, – промычал Мейер. Подумав немного, он сказал: – Но она все равно выглядит чистенькой, Стив. Она не получает ни цента ни в том, ни в другом случае.

– Да. Если только мы найдем убийцу и исключим самоубийство. Тогда она получает сто тысяч долларов от страховой компании.

– Да, но и в этом случае с ней все в порядке. Поскольку, если это сделала она, она не стала бы инсценировать самоубийство, зачем это ей?

– Что ты имеешь в виду?

– Эта штука выглядит в точности, как самоубийство. Послушай, мне кажется, что это действительно самоубийство.

– И что из этого?

– А то, что, надеясь получить сто тысяч долларов по страховому полису, имеющему условие о самоубийстве, ты не будешь планировать убийство, которое выглядело бы как самоубийство, верно?

– Верно.

– Ну и? – сказал Мейер.

– Значит, Милейни, похоже, чиста.

– Да.

– Догадайся, что я выяснил? – спросил Карелла.

– Что?

– Что настоящее имя Джиффорда Гарфайн.

– Да?

– Да.

– Ну и что? Мое настоящее имя – Рок Хадсон.

Глава 9

Принимая во внимание число убийств, происходивших ежедневно в пяти различных районах города, Клинг очень удивился, выяснив, что город может похвастаться всего одной бойней. Очевидно, отцы города и союз мясников (откуда он получил информацию) были против убийств животных в черте города. Единственная бойня находилась на Бозуэлл-авеню в Калмз-Пойнт, она специализировалась на забое овец. Как и предполагал Гроссман, большая часть забоя для города производилась в соседнем штате на другом берегу реки. Поскольку район Калмз-Пойнт был ближе всего, Клинг решил начать с Бозуэлл-авеню. Он имел при себе список, составленный утром в лаборатории, и рисунок, подготовленный в управлении. Он в точности не знал, ни что он ищет, ни что он надеется обнаружить. На бойне ему прежде бывать не приходилось.

После посещения бойни в Камз-Пойнте ему уже никогда в жизни не хотелось бы заходить внутрь подобного заведения. Но, к сожалению, ему предстояло осмотреть еще четыре на другом берегу реки.

Он привык к крови;

полицейский к ней неизбежно привыкает. Он привык видеть людей с самыми различными кровоточащими ранами, он привык к таким вещам. Он был свидетелем нападения на людей с помощью бритвы и ножа, пистолета и автомата, он видел разорванные или исколотые тела, он видел льющуюся и хлещущую кровь. Он видел, как кровь льется из живых и мертвых. Но он никогда не видел ранее, как убивают животное, и зрелище это вызвало у него приступ тошноты. Он с трудом концентрировал свое внимание на том, что говорил ему мясник. В ушах у него звучало блеяние овец, воздух был насыщен кровавой вонью. Старший мясник взглянул на рисунок, который держал Клинг, и, оставив на целлулоиде кровавый след от пальца, покачал головой. За его спиной пронзительно кричали животные.

Воздух снаружи был холодный и колючий. Клинг глубоко вдыхал в себя бодрящую свежесть. Ему не хотелось переправляться на другой берег реки, но он все-таки поехал. Пропустив обед, который, он знал, все равно не удержит в желудке, он посетил одну за другой еще две бойни и – ничего не найдя – мрачно готовился к визиту на две оставшиеся.

Есть интуитивное чувство находки, и момент истины наступает, когда полицейского посещает ощущение близкого открытия. Как только Клинг подъехал к пристани, он сразу же понял, что нашел. Ощущение это было острым и сильным. Он вышел из полицейского “Седана” с еле заметной улыбкой на губах и взглянул на громадную белую вывеску на здании, смотрящем на реку: ПЕРЛЕЙ БРАЗЕРС ИНК. Он стоял в центре просторной пристани, равной по площади бейсбольному полю, и обозревал окрестности, а внутри его все явственнее звучало: вот оно, вот оно, вот оно.

На той стороне пристани, которая выходила к воде, работали два бензиновых насоса. За ними на другом берегу реки на фоне серого октябрьского неба вырисовывались силуэты городских башен. Глаза его несколько мгновений отдыхали на видах города, а потом он посмотрел направо, где стояло полдюжины рыбацких лодок. Рыбаки опустошали свои сети и корзины, прыгая с лодок на пристань, а потом сидели, свесив ноги в сапогах, чистили и мыли рыбу, перекидывая ее в чистые корзины, устланные газетами. Ухмылка на его лице стала шире, поскольку он был твердо уверен, что нашел и что все вскоре станет на свое место.

Его внимание снова привлекла бойня, занимавшая почти всю длинную сторону четырехугольника пристани. Там, где в воду из трубы сливались нечистоты, с криками кружились чайки. К задней стороне бойни подходила железнодорожная ветка, отходившая от главных путей, находившихся в пятистах футах от пристани. Он добрался до путей и пошел по ним к зданию.

Пути вели прямо к пустым сейчас загонам для животных, которые кончались железными воротами бойни. Он знал, что обнаружит на полу внутри; он уже видел полы трех таких боен.

Управляющего звали Джо Брейди, и он был счастлив помочь Клингу. Он провел его в маленький застекленный кабинет, который смотрел на бойню (Клинг сел спиной к стеклу), а затем взял у Клинга рисунок, долго смотрел на него и вдруг спросил:

– Он что, черномазый?

– Нет, – сказал Клинг. – Он белый человек.

– Вы сказали, что он на девушку напал?

– Да, напал!

– И он не черномазый? – Брейди покачал головой.

– По рисунку видно, что он белый, – сказал Клинг. В его голосе послышались нотки раздражения. Брейди этого, казалось, не замечал.