На гонках в Ле-Мане

Бодуэн Луи

— Ты только что видел Готье, ты знаешь машины, которые могут выиграть. Но ведь Готье сказал тебе, что поломка машин, по его мнению, невозможна. А ведь Танака не дурак. Наоборот, это очень умный человек, прочно восседающий на своем мешке с миллионами. Для того чтобы этот японец вошел в банду, чтобы он согласился влезть в такое дело, нужно, чтобы оно бы­ло столь хитро задумано, что разгадать его будет очень сложно. Мне кажется, мы сумеем раскрыть все это лишь после преступления, а тогда будет слишком поздно.

Такие рассуждения были

разумны, но они не уст­раивали Сен-Жюста. Раздосадованный, он спросил Ри­отта:

— Значит, если я тебя правильно понял, лучше все бросить и дать этим бандитам спокойно действовать?

Риотт знал, что, притворившись огорченным, он смутит Пьера, заставив его, поскольку у того было доб­рое сердце, извиниться или по крайней мере смягчить­ся. Он пробормотал:

— Мне казалось, что мы достаточно близки, чтобы ничего не скрывать друг от друга.

Замысел полностью удался — Пьер протянул руку в знак примирения:

— Прости, если я тебя обидел. Но этот Гонин треп­лет мне нервы.

Риотт немедленно расплылся в улыбке. Он пошеве­лил своими длинными ногами, которым было тесно в этой маленькой комнатке:

— Я не говорю, что надо бросить это дело. Я про­сто констатирую, что даже с помощью Фабиена наши возможности весьма скромны, чтобы рассчитывать на разгром этой банды.

Сен-Жюст это понимал, он спросил:

— Раз ты это говоришь, значит, у тебя есть какая-то идея?

Риотт вздохнул, погладил свои непокорные вихры, взглянул исподлобья на Пьера и наконец решился:

— На твоем месте я бы предупредил полицию.

— Что?!

Риотт знал, что Сен-Жюст не особенно любит поли­цию. Разумеется, он признавал полезность ее сущест­вования, но, по его собственному выражению, «не ис­пытывал притяжения к людям в синей форме».

Риотт заерзал на стуле, задвигал ногами, стремясь найти более удобное положение.

— До чего он маленький, этот кабинет! — пробормотал он. Восклицание друга не смутило его, он настаивал: — Речь идет не о том, чтобы пойти в ближайший участок и рассказать им эту историю, а о том, чтобы пойти к комиссару Ронжье.

Сен-Жюст вытаращил глаза. Но на Риотта это не произвело никакого впечатления, и он продолжал:

— Да, представь себе, я пошел бы к Ронжье. Это полицейский, занимающий высокий пост, и ты сам говорил мне, что считаешь его умным и честным. Ты его знаешь, он тебя знает. Я убежден, что ему очень нравнтся твоя новая рубрика. Значит, он хорошо встретит тебя и выслушает с интересом. Наконец, я предполагаю, что у него больше возможностей, чем у тебя, нейтрали­зовать этих преступников.

Он снова переставил ноги, встал и сказал:

— Таково мое мнение.

Это была разумная точка зрения, и Сен-Жюст дол­жен был это честно признать. Однако, чтобы не поду­мали, будто он уступил, сказал:

— Так или иначе, мне нужно дождаться новостей от Фабиена. Если он удачно поохотился и если мы по­лучим дополнительные сведения, это будет хорошо.

Признайся, что пока информация, которую я мог бы дать Ронжье, небогата. — И предложил Риотту: — Ско­ро придет Кандидо. Его поезд уходит в 9 часов 18 ми­нут. Я пригласил его поужинать до отъезда. Мы пой­дем в «Красный шар». Я тебя приглашаю.

Риотт лукаво улыбнулся. Он покачал головой, и во­лосы его растрепались.

— К сожалению, сегодня вечером я занят.

Сен-Жюст, выходя из газеты, повел Кандидо через фотолабораторию. Ему не хотелось проходить через «вокзальный перрон», где он мог в любой момент столкнуться с Гонином. Добравшись без помех до гара­жа, Сен-Жюст спросил Кандидо, показывая на свой мотоцикл:

— Нравится?

Лицо португальца просияло. Он наклонился над огромной машиной, чтобы лучше рассмотреть ее.

— «Кава-750»! — воскликнул он.

Эти несколько слов и тон, каким они были произне­сены, стоили целой речи.

Довольный Сен-Жюст сказал, садясь на мотоцикл:

— Мы поедем на нем на вокзал.

— Какой прекрасный день! — вздохнул Кандидо, ловко оседлав мотоцикл позади Пьера.

За обедом они мало говорили о Ле-Мане, о Фран­ке, Танаке и других. Речь шла о спорте вообще и о футболе в частности.

Сен-Жюст заставил Кандидо разговориться. Он изучал его, рассматривал. У него возникла мысль, ко­торую ему совсем случайно подсказал Гонин, когда спросил, не собирается ли он взять португальца в ка­честве стажера.

Он прекрасно понимал — и Риотт прямо напомнил ему об этом, — что силы, которыми он располагал, были недостаточны в борьбе с бандой преступников. И он подумал, что Кандидо был бы надежным и полезным помощником в начавшейся операции.

Слушая Кандидо, он размышлял: «Этот парень, безусловно, умен. Жизнь не была с ним ласкова. Нужно ему помочь, чтобы он смог в будущем заняться каким-то интересным делом. Нужно повидать папашу Дюброя и организовать это».

Но в то же время, если бы он взял на работу Кан­дидо, это вызвало бы в газете разговоры. Пожатием плеч он отвел этот аргумент. «Надеюсь, что мне удаст­ся убедить Эстева». Однако, чтобы не вызвать у Кандидо разочарования в случае всегда возможной неуда­чи, он предпочел не раскрывать своих планов.

«Красный шар» был отличным бретонским рестора­ном. Рыба была свежая, масло соленое, а сидр искрис­тый. Время там летело незаметно, как всюду, где жизнь приятна.

Сен-Жюст подал сигнал к отправлению, услышав как большие настенные часы пробили девять часов.

Вокзал находился в двух шагах, по ту сторону улицы. Кандидо исчез в наступившей темноте, а Сен-Жюст сел на мотоцикл и поехал домой. От вокзала Монпарнас до улицы Орфила возле Пер-Лашез даже на мотоцикле путь неблизкий. Тем более, что Сен-Жюст, вос­пользовавшись хорошей погодой и свежестью майского парижского вечера, поехал окружной дорогой.