На грани отчаяния
Шрифт:
Наступил 1954 год. Однажды утром снаружи послышались какие-то непонятные звуки. На зоне шло непривычное оживление. Моментально приникнув к окну, через щели в «наморднике» мы увидели, как через вахту пробегают внутрь зоны незнакомые люди в военных полушубках. Один из них с погонами капитана, размахивая руками, отдает приказания, другие, гораздо старше по званию - майоры, подполковники и даже один полковник, бегом их выполняют. Двери камеры распахнулись. Перед нами стоял незнакомый майор.
– Товарищи!
– резануло слух давно забытое слово.
– Быстренько собирайтесь и выходите. Тех, кто не может ходить, выносите и аккуратно кладите на подстилки
Мы не заставили себя долго ждать. Обитатели других камер уже были здесь. Всего народу человек семьдесят. Половина не может подняться. Это остатки от списочного состава в триста пятьдесят человек.
– Товарищи!
– На этот раз обратился к нам шустрый капитан, явно не имеющий отношения к системе лагерей.
– Мы представляем полномочную комиссию Президиума Верховного Совета СССР. Я являюсь председателем комиссии. Советскими органами государственной безопасности разоблачен опасный государственный преступник министр Внутренних дел СССР Лаврентий Павлович Берия. Этот негодяй готовил политический переворот. Рассчитывая на недовольство нашего народа, он всячески внедрял репрессивную политику в системе лагерей. У каждого из вас есть отцы, матери, братья и сестры. Преследуя вас, он сеял недоверие в душах ваших родных к справедливости советской власти, к нашему дорогому, безвременно ушедшему от нас товарищу Иосифу Виссарионовичу Сталину!
Лица лежащих, сидящих и стоящих зеков вытянулись от изумления.
– Как? Вы ничего не знаете о смерти вождя?
Недоуменный гул был ответом.
– Мерзавцы!
– Возглас был явно обращен в сторону нашего начальства. А вот и оно, родненькое. Мимо нас провели на вахту в наручниках целый взвод наших надзирателей. С другой стороны в зону заходили новые люди в погонах.
– Ключи от карцера!
– доносился требовательный голос из-за барака. В ответ робкое бормотание:
– Куда-то затерялись.
– Ломайте замок!
Лязг, скрип, и из-за барака появляется «мадонна с младенцем» на руках. Но нет, это не младенец! Это Николай, самый крупный из нас троих, проникших когда-то в женскую камеру. И женщина в форме младшего лейтенанта несет его на вытянутых руках?! Или, скорее всего, то, что от него осталось. С вытекшими глазами. Сколько же он умирал?
А вот и наш пузатый-ненаглядный подходит под конвоем.
– По представлению Президиума Верховного Совета СССР за издевательства над советскими, временно изолированными гражданами, за превышение власти, убийства, пытки, мародерство, вовлечение в преступную деятельность администрации исправительного учреждения Верховный Суд РСФСР заочно приговорил гражданина Буганова Владимира Ильича к смертной казни, расстрелу. Приговор обжалованию не подлежит и должен быть приведен в исполнение при первой возможности, - закончил свою речь капитан, достал из кобуры пистолет и дважды выстрелил Буганову в голову.
– Уберите!
Два офицера, ухватив труп под мышки, волоком потащили его на вахту.
– А теперь знакомьтесь! Вот ваш новый начальник из Москвы - майор Соколов Вячеслав Митрофанович.
– Ой, ребята! Какие же вы все худые! Вас, наверное, здесь плохо кормили?
– тоненьким голоском протянул майор.
Воцарилась полная тишина. Зеки судорожно соображали, шутит майор или говорит всерьез. И когда по растерянному лицу столичного гостя стало ясно, что наивность его вплотную приблизилась к уровню идиотизма, гомерический хохот грохнул в нависшее тяжелыми тучами зимнее небо. Такого еще не слышала тайга вокруг бугановской
А в зону все заходили и заходили люди. Несли матрацы, подушки, простыни, наволочки. Несли шашки, шахматы, домино. Тащили профессиональный кинопроектор и жестяные коробки с кинофильмами. В сторону кухни отправлялись мешки и коробки с продуктами. Порожняком люди шли обратно и снова несли, несли, несли…
Жизнь наша покатила, как в сказке. Ввели больничный режим. Кругом врачи. На работу - ни-ни. Завтраки, обеды и ужины - досыта. Застучал движок, вырабатывающий электроэнергию. Кино по вечерам - каждый день. Камеры все открыты. Обращение только на «вы»!
– Не желаете ли вы прогуляться?
Но публика у нас специфичная.
– Пошел на х… - И в надзирателя летит новенькая подушка.
Через неделю «дачу» стали расформировывать, отправляя ежедневно по нескольку человек на этап. Причем партнеров разрешалось отбирать себе добровольно. Мы поехали вчетвером: я, Язва, Витька и Колючий. Вечером, с нескрываемым удовольствием, мы ввалились в камеру пересыльной тюрьмы поселка Висляна, а через две недели торжественно въезжали на «воронке» в гостеприимно распахнутые ворота родной и горячо любимой московской «Пресни». И тут удача! Вместе попадаем в одну камеру.
– Привет, мужики! Воры есть?
– Есть, - раздается ленивый, полусонный голос из угла. Откуда прибыли, братишки?
– Оттуда, куда больше никто не попадет. С бугановской «дачи», - не без бахвальства небрежно кивнул в сторону Язва.
– Да ну?
– Удивленная физиономия выглянула из темного угла.
– Оттуда вроде никто еще не приходил. Слушок-то был, а нашего брата с тех мест встречать не приходилось.
– Ты лучше скажи, как тебя кличут?
– вмешался Колючий.
– Кащеем. Слыхали?
– Слыхали, - ответил Колючий.
– Ты с Лехой Носом по прошлой ходке в Норильске чалился[33]. Нет его больше. В рубашке сломали.
– А вы кто?
– наконец поинтересовался Кащей.
Мы чинно представились. Кащей разложил на нарах расшитое цветами длинное полотенце. На нем появилась колбаса, сыр, шоколадные конфеты, сдобные булочки и прочая снедь - из арсенала передач и тюремных ларьков. По неписаному закону каждый зек, получив передачу, обязан половину отдать ворам. До нашего прихода в тридцатиместной камере отдыхали человек двадцать, а вор в законе был только один - Кащей. Поэтому он не забирал полагающуюся ему половину, а брал только то, что мог съесть.
– Мужичок!
– подозвал Кащей одного из прогуливавшихся вдоль нар.
– На-ка кружечку! Черпани уркам кипяточку в бачке. Видишь, доходяги какие?
– Да отожрались мы уже на Бугановке, - с полным ртом промычал Витя.
– Новый хозяин перепугался, что при нем передохнем. Вот и загружал нас лучше, чем в цековском санатории.
Жизнь на пересылке не была чрезмерно тоскливой. В шесть часов утра -подъем. Далее всей камерой поход в туалет. Потом завтрак. После завтрака часовая прогулка в прогулочном дворике. Свободное время до обеда. Свободное время до ужина. В десять часов вечера - отбой. По вторникам - библиотека. По четвергам - баня с прожаркой одежды. По пятницам - свидания с родственниками. Один раз в десять дней ларек. Обыски в непредсказуемое время. Ну и конечно, долгожданные этапы на зоны.