На грани выживания
Шрифт:
— Кто умер? — спросил Майло.
Ханна бросила на него встревоженный взгляд.
— Почему ты так говоришь?
Он слегка пожал плечами.
— Все умирают.
Ее грудь сжалась. Ханна положила Шарлотту рядом с Призраком, который захрапел во сне и инстинктивно изогнул лапы вокруг ее маленького тела. Она сопела и тянулась к нему, сжимая и разжимая свои маленькие кулачки в шерсти на его шее и груди.
Поскольку Шарлотта с удовольствием занималась своими делами, Ханна села на край кровати рядом
— Похоже, иногда так и есть.
Он смотрел на нее из-под копны непокорных черных кудрей, его темные глаза покраснели. Она поняла, что сын спрятался здесь, чтобы поплакать в уединении.
Ханна не хотела рассказывать Майло о его бабушке и дедушке. Ему пока не стоит этого знать, иначе станет только хуже.
Он потерял отца три недели назад. После смерти Ноа Майло замкнулся в себе и затих. Чаще всего он просыпался в слезах или от кошмаров. Чтобы успокоить его, требовались часы, если он вообще успокаивался.
— Не беспокойся. Со всеми здесь все в порядке. Все отлично.
Он моргнул, напряжение ослабло на его лице.
— Что ты слушаешь?
— Элвиса. «Can't Help Falling in Love». Квинн притворяется, что ей не нравится, потому что там сплошная романтика, но это ее любимая песня.
Вздохнув, Ханна окинула взглядом комнату Квинн, рассматривая монстров, инопланетян и мифических существ, которых та так старательно рисовала.
У нее невероятный талант. Картины получились детальными, реалистичными и ужасающими.
— Где Квинн?
Снова это болезненное пожатие плечами. Оно говорило так мало и так много.
— Ее никогда больше нет рядом.
— Мне жаль, дорогой. Каждый справляется с горем по-своему.
— Она не хочет играть со мной.
— Она не пытается причинить тебе боль, поверь. Ей просто нужно немного времени.
Ханна мысленно отметила, что нужно еще раз поговорить с Квинн. Она провела пять лет, не имея возможности воспитывать своего ребенка. Теперь Ханна чувствовала себя ответственной за троих.
И Майло не ошибся. Она почти не видела Квинн несколько недель. Там, где Майло потерянно плакал, Квинн становилась жесткой и злой, с каждым днем все больше замыкаясь в себе.
Ноа оставил после себя волны опустошения. Они все еще пытались прийти в себя.
Майло тяжело моргнул и уставился в потолок.
— Хорошо.
Ему всего восемь лет, и он такой маленький, такой худенький и хрупкий, но Майло пришлось через многое пройти. Его прекрасная оливковая кожа, подчеркивающая его венесуэльское происхождение, до сих пор оставалась бледной из-за адреналового криза и пятидневной комы.
У них оставалось в запасе еще на пару месяцев гидрокортизона, который контролировал болезнь Аддисона, но они уже использовали последнюю экстренную инъекцию.
Поиск новых препаратов
Ханна наклонилась и потрепала его по плечу. Майло терпеть не мог, когда его спрашивали, хорошо ли он себя чувствует, поэтому она пыталась выяснить об его самочувствии другими способами.
— Ты голоден? Молли помогает с новым общественным садом, но когда она закончит, то обещала помочь нам приготовить картофельные шкурки в солнечной печи.
— Мама?
— Да, милый?
— Папа был плохим человеком?
Ханна застыла на месте.
— Почему ты так думаешь?
Майло повернул голову и уставился на стену. Над рамой кровати возвышалась картина с изображением прекрасного белого единорога, его хвост и грива развевались на ветру. В комнате с чудовищами единорог оказался единственным «хорошим» существом.
— Я спросил Квинн, и она сказала, что да. Квинн не лжет.
Она подавила горе. Не за себя, а за сына, за бремя, которое ему пришлось нести.
Как она могла объяснить это, когда ее собственные чувства представляли собой сложный клубок из гнева, боли в сердце, горя, горького разочарования и потери?
Ноа мертв. Его роль в этой жизни закончена, но не наследие, которое он оставил после себя.
Он любил Майло, любил ее. Он был хорошим полицейским, верным другом, любящим отцом. Она оплакивала того, кем он был, но больше того, кем он мог бы быть.
Каждый неверный шаг, совершенный им, он мог бы предотвратить. Вместо этого каждый шаг уводил его все дальше и дальше от того человека, которым он хотел быть.
Ханна понимала, что он делал все это ради Майло. Он верил, что конечная цель оправдывает любые средства, какими бы уродливыми и жестокими они ни казались. Он променял справедливость и мораль на фальшивый мир, ложную безопасность, которой никогда не существовало.
Ханна сглотнула и облизала губы, думая, что сказать, и молясь, чтобы не усугубить ситуацию.
— Твой отец очень любил тебя, Майло. Он любил тебя больше всех на свете. Ты ведь знаешь это?
Сын кивнул.
— Он пытался защитить тебя. Он пытался защитить всех нас, но боялся, и этот страх заставил его наделать ошибок.
Нельзя узнать другого человека, нельзя влезть в его кожу и почувствовать его мысли, увидеть его самые темные страхи или потребности. Все, что вы могли сделать, это пробираться сквозь осадок и пытаться понять, почему любимый человек сделал такой выбор.
— Он не пытался остановить ополченцев, — проговорил Майло. — Ополченцы причиняли боль людям. Нана — то есть, миссис Синклер — стала причиной того, что произошло в церкви. Она тоже причинила боль людям.
— Да, — согласилась Ханна, преодолевая комок в горле, — они сделали это. И она.