На хвосте Техас
Шрифт:
— Помню, — кивнул менеджер. — Лорды оспаривали этот случай во всех инстанциях вплоть до Верховного суда. Ей не удалось от них добиться даже оплаты счета, выставленного врачом.
Рыжая возразила: пусть даже и так, зато ей Лорд сделал потрясающий комплимент.
— Ты же слышал, Митч. Он сказал, что у меня самый прелестный задок из тех, что ему доводилось видеть.
— Ну, тут он несколько преувеличил, — отозвался тот. — Ты же знаешь, что такое техасцы!
— А как думаешь
— Мне не с чем сравнивать. — Митч беспомощно развел руками. — Ты единственная женщина, которую я когда-либо знал.
— М-м-м, — промычала Рыжая. — М-м-м. Придется тебя за это поцеловать, когда мы останемся одни. — Затем, повернувшись к Таркелсону, окинула его испытующим взглядом. — А вот насчет тебя я в сомнении...
— Ты о чем? — недоуменно поинтересовался Тарк. — Так спроси!
— О'кей, но ты должен пообещать, что ответишь как на духу. — Она склонила голову набок. — Обещаешь, толстяк?
— Обещаю, — хихикнул он.
Рыжая встала коленями на диван и что-то прошептала ему на ухо, отчего оно, лицо и шея менеджера стали пунцовыми.
— Ну, — дерзко потребовала Рыжая, — как ты думаешь?
— Уф, я, уф, думаю, что мне лучше уйти, — в отчаянии пролепетал Таркелсон, оттягивая пухлым пальцем галстук. — Я...
Он с трудом поднялся, но Рыжая схватила его за полы пиджака и потянула обратно.
— Ты обещал сказать правду. Если не скажешь, понесешь наказание. И знаешь какое?
Она опять что-то ему нашептала и откинулась назад с торжествующим видом. Толстяк, казалось, вот-вот задохнется.
— Ну как? — настаивала Рыжая. — Или ты сейчас же скажешь правду, или я с тобой кое-что сделаю... Митч! Митч, отпусти меня, будь ты проклят!
Ухватив Рыжую, Митч зажал ее под мышкой. А пока она визжала и брыкалась, ухитрился обменяться рукопожатиями с Таркелсоном.
— Счастливо тебе, друг! Увидимся утром.
— Ох да. Ну ты даешь, Митч! — Менеджер начал бочком пробираться к двери.
— Проверь, как там Лорд. Но никаких телефонных звонков! Ему незачем подниматься сюда на лифте, понял?
— Конечно, конечно! — отчаянно закивал Таркелсон. — Я... позволь мне поскорее отсюда выбраться, Митч.
В ту же секунду, как менеджер вышел, Рыжая наконец вырвалась и, сделав пируэт, застыла в театральной позе.
— Прошу немного музыки, профессор!
— Сейчас? А не поздновато ли, любимая?
— Не спорь! — возмутилась она. — Хочу музыки!
— Ну ладно. Только недолго.
Митч никогда не брал уроков музыки, но у него была великолепная память и, естественно, сверхчувствительные пальцы. Усевшись за пианино, он нажал заглушающую звуки педаль, секунду разглядывал
Рыжая сделала па с резким поворотом, дрыгнула ногой, и слетевшая с нее тапочка взмыла в воздух. Сделав еще один поворот, она дрыгнула другой ногой, и вторая тапочка тоже взлетела вверх.
Митч передвинул руки на басовые клавиши, и пианино гулко отозвалось: том-том. На лице Рыжей появилось выражение экстаза. Откинув голову назад и изогнув спину, она начала срывать с себя халат.
Кружевное белье было следующим, на что ушло не более двух минут.
Митч пробежался пальцами по клавишам, аккорды зазвучали настойчиво и властно. Руки Рыжей легли на застежку лифчика, но, казалось, пальцы упорно сопротивлялись желанию хозяйки. Однако, когда пианино зарыдало, как бы умоляя, Рыжая внезапно сорвала лифчик.
Потом были трусики. Затем...
Затем снимать стало нечего. Рыжая осталась в чем мать родила — зрелая, с великолепным телом, мечта художника, рисующего пастелью.
Несколько секунд они молча взирали друг на друга, после чего Рыжая повернулась и показала Митчу почти незаметный синяк на ягодице.
— Видишь? Это твоя работа. Осталось после того, как ты отшлепал меня по заднице.
— Жизнь не безоблачна, — философски заметил Митч. — Выпадают и дождливые дни.
— И ты не собираешься ничего с этим сделать?
— Ну, я мог бы, — признался Митч, — если бы был уверен, что ты не одна из тех, кто перекрасился под рыжую.
Рыжая ответила, что он и сам видит — она без подмены, на что Митч возразил, это, мол, такая вещь, которую не обнаружишь невооруженным глазом.
— Знавал я одну блондинку, которая выдавала себя за брюнетку. Ее дружок был шахтером, и у него была ярко выраженная аллергия к воде и мылу.
Рыжая сделала огромные глаза.
— Боже милостивый! Да сжалятся надо мною Небеса! Так неужели нет никакого способа удостовериться, что я не подсадная утка?
— Ну есть, конечно, — сжалился Митч. — Этот метод я отрабатывал годами, испытывая при том величайшее наслаждение. Как у тебя со временем?
— Вся ночь в моем распоряжении.
— Выходит, ты свободна, — констатировал Митч. — Но боюсь, одной ночи будет маловато. Как насчет следующих сорока или пятидесяти лет?
Рыжая заверила, что вытерпит эту пытку. Что такое сорок или пятьдесят лет, если речь идет об интересах науки?
Митч встал и величественным жестом указал на спальню: — Тогда милости просим в мою лабораторию, мадам. Тесты начнутся немедленно, и я шутить не намерен.