На исходе лета
Шрифт:
Бедный Бэйли, всегда готовый пролить слезу, заплакал. Опустив рыльце на лапы, он думал об утраченных сестрах — Лоррен и Старлинг. И Фиверфью, понявшая, о ком он плачет, подошла поближе и, положив ему на плечо лапу, прошептала за него молитву, чтобы по доброте и милости Камня его сестры когда-нибудь вновь встретились со своим названым братом.
А Мэддер вспоминал родную систему на Эйвоне. Доддер, элегантный, серебрящийся сединой в свете Камня, протянул лапу и коснулся крота, которого так долго считал врагом.
— Затем помолимся за тех, чья вера отлична от нашей, — тихо продолжал Триффан. — Мы просим, чтобы они доверились своему сердцу и душе, прежде чем выслушают наши доводы. Ведь, может быть, они правы, Камень, а мы заблуждаемся!
И наконец, отведи меня обратно к сердцам тех, кто исповедует Камень, — к таким отношусь и я сам. Несовершенный наш дух еще далек от твоего Безмолвия, но он стремится к нему. И все же дай нам гордиться собой такими, какие мы есть, и дай нам всегда думать о восходящем солнце грядущего дня, а не о гаснущем солнце дня уходящего. Направь нас вперед к истине, о Камень, а не назад ко лжи!
Триффан помолчал, чтобы собравшиеся могли обдумать молитву, а также прочитать свои молитвы, которые кроту лучше всего произносить в обществе других, чья вера усиливает его собственную.
Наконец Триффан заговорил снова:
— Середина Лета всегда была любимым праздником кротов, так же как и Самая Долгая Ночь в конце декабрьских лет. Но то темное время — празднование освобождения, оно знаменует приближение весны, когда жизнь начинается вновь. А в эту ночь мы отмечаем момент, когда молодые кроты достигают зрелости. Это время, когда родители должны погладить своих детей в последний раз и пожелать им удачи в грядущей многообразной, богатой событиями жизни. Это время, к которому предыдущие кротовьи годы были лишь подготовкой. Родители обычно не хотят расставаться со своими детенышами. Тяжело думать, что детеныши выросли и мы больше не нужны им. Нам трудно вернуться назад к себе и начать все сначала. Трудно снова найти смысл и наших делах, полагаясь уже на любовь к себе, а не к нашим детям. И для таких кротов обряд Середины Лета тоже полезен.
Но здесь, в Данктоне, в этот погожий июньский день собрались многие, кто не смог завести кротят, кто из-за болезней остался бесплодным. Для них прошедшие кротовьи годы, особенно весенние, были тяжелы и горьки, и ты, Камень, казался черствым и безжалостным. Помоги им теперь. Пусть этот обряд позволит им отринуть постигшее их горе и увидеть себя заново, увидеть то, что у них есть, — и красоту места, где живут, и вновь Обретенную великую свободу.
И все же ты благословил нас всех. Один детеныш у нас родился. Мы знали его младенцем, теперь видим подростком. А сейчас и здесь он станет взрослым. Его присутствие несет нам радость и придает в эту ночь особое значение ритуалу Середины Лета, — особое для нас всех.
Тут Триффан повернулся и дал знак Бичену подойти. Вдвоем они выбрались из кольца кротов и направились к Камню. Ободряющий шепот пронесся среди собравшихся, пока Триффан и Бичен прокладывали путь вперт. я крупные кроты, вроде Смитхиллза и Маррама, отодвинулись назад и подбадривали более робких, чтобы те продвинулись поближе и, пока можно, заняли место получше.
— Священным словам, которые я произнесу этой ночью, меня научил мой отец Брекен, — сказал Триффан. — А тот в свою очередь узнал их от очень почитаемого и всеми любимого данктонского старейшины по имени Халвер. На это самое место они приходили в те дни, когда Данктоном привили Мандрейк и Рун, запрещавшие поклонение Камню
Но храбрый Халвер пришел сюда произнести эти слова, и его поддержал еще один крот по имени Биндль. Они произнесли ритуальные слова, а Мандрейк и Рун убили их за это. Но мой отец, тогда еще совсем молодой, не старше Бичена, встал на место Халвера и закончил ритуал, и тогда Камень помог ему убежать и спас жизнь.
Давайте вспомним храброго Халвера и верного Биндль и своей молитвой пошлем нашу силу тем, кто в эту самую ночь, может быть, столкнулся с такими же опасностями, как когда-то Халвер и Биндль. Мы не знаем
Триффан вдруг замолчал. Казалось, он чем-то поглощен. И некоторые, в том числе и Фиверфью, подошли поближе к нему. А Бичен протянул Триффану лапу, словно чувствуя, что его наставник ощутил, как кто-то далекий нуждается в поддержке.
— Иногда… — запинаясь, проговорил Триффан, — иногда кроты находятся вдали от Камня и даже не знают его имени, а если знают, то проклинают его. Эти кроты поистине отважны, потому что идут в незнакомое, затененное для их души и сердца место, без проводника, в страшном одиночестве. Если этой ночью где-то есть такие… — Бедный Триффан снова запнулся и своей большой лапой сжал лапу Бичена, будто знал, что этой ночью в далеком Верне блуждает кротиха, у которой больше нет имени… — Если этой ночью где-то есть такой крот, мы добавим к нашей молитве еще одну, чтобы послать к нему — или к ней… Или к ней… — Его повторение «к ней» словно задело какую-то струну в сердце Сликит; она обернулась к Мэйуиду и взглянула на него, а он на нее, и в его глазах было удивление, и он кивнул подруге, чтобы она присоединила свою молитву к Триффановой…
— Пошли им свою помощь, Камень, где бы они ни были и кто бы они ни были, — проговорила Сликит.
— Да! — прошептали остальные, придвинувшись друг к другу. — Да!
И в этот момент Данктон вновь стал истинной общиной, достаточно сильной, чтобы послать свою любовь вдаль, к тем, кто нуждается в помощи.
Эта общая поддержка словно воодушевила Триффана и снова придала ему сил. Взглянув на Камень и протянув к нему лапы, он проговорил:
— После того как мои родители Брекен и Ребекка ушли к Камню, мой сводный брат Комфри, которого многие из вас знали, много кротовьих лет продолжал наши традиции, пока не пришло поистине страшное время, когда данктонским кротам пришлось бежать из родной системы и рассеяться по кротовьему миру. Комфри надеялся и всем сердцем желал, чтобы когда-нибудь кто-нибудь из тех, кто был вынужден покинуть родину, вернулся сюда, а если не они сами, то хотя бы их дети или родичи. Им он завещал свою систему и сказал, что когда-нибудь Камень обязательно вернет сюда покой, и у здешних входов и выходов не будет грайков, и Данктон снова будет свободен. Боюсь, сам я не доживу до того дня, чтобы увидеть…
Кроты испуганно зашептались, но Триффан возвысил голос и продолжал, перекрывая шум:
— Как ни прискорбно, это может оказаться так. Но я по крайней мере дожил, чтобы увидеть начало этого возвращения. Еще в ту ночь, когда в Данктон пришла Фиверфью и родила нам Бичена, в глубине души я знал, что так оно и будет.
Некоторые из нас зовут его Кротом Камня, другие гадают, кем он станет. Да он и сам гадает! — Триффан улыбнулся Бичену, и остальные тоже. — Я скажу вам, кем, думаю, он может стать. Он станет кротом, которым все мы, свидетели его рождения, будем гордиться. До сих пор мне не хотелось говорить об этом, потому что это слишком великая ноша для столь молодого крота. Но сегодня, когда мы свидетельствуем переход юности в зрелость, я скажу.
Бичен родился от блаженного союза Босвелла и Фиверфью. Мой учитель Босвелл, научивший меня величайшему благу, какому только один крот может научить другого, — любви и вере в себя, — послал нам своего сына.
Он послал его сюда, в Данктон, потому что знал, что мы достойно встретим его и расскажем ему обо всем, что знаем сами. Но более того — он послал его в место, где сам обрел счастье, где был принят и нашел дружбу двух кротов, которые любили его даже больше, чем я, — моих родителей. Босвелл знал: здесь Бичен будет в безопасности и научится всему, что понадобится при выполнении великой задачи, стоящей перед ним. Наш Бичен, которого мы все любим, теперь не может долго ждать. Он скоро покинет нас, ему нужно в путь…