На изнанке чудес
Шрифт:
— И как это называется? Тоже мне, подруга. У тебя тут что, приют для бездомных? И так едва концы с концами сводим.
Пелагея подобрала с пола ложку, обтерла полотенцем и легонько ударила Юлиану по лбу.
— Посмотри на себя, добрая душа! У девушки трагедия, а ты ее под дождь хочешь выставить. Да если б я странникам приюта не давала, меня бы уже давно совесть загрызла.
Неожиданно Юлиана осознала одну простую вещь: ее личная совесть блуждает в потёмках, а сострадание на пару с радушием взяли бессрочный отпуск. Под волосами видно не было, но она отчетливо ощутила, как у нее пылают уши.
Пропитавшись
Мимо промчалась толпа буднично одетых обывателей. Промелькнули грязно-желтые штаны, блестящая от влаги куртка, раздались неприятные голоса. На углу надрывалась торговка:
— Щедрое предложение! Билеты на концерт великого Грандиоза! Билеты за полцены! Покупайте! Почти задаром отдаю!
Ее обступили сплошным кольцом. Люди протягивали руки с зажатыми в пальцах бумажками, а что кричат — не разобрать. Теора подошла поближе и осторожно потянула рабочего за край куртки.
— Чего вам? — огрызнулся тот. — Не видите, тоска в воздухе? Повсюду эта, чтоб ее леший, тоска! Хотите радости — покупайте билет! А не хотите, так хоть другим не мешайте!
По мере того как рабочий произносил свою гневную тираду, уверенности в нём убавлялось. Чем больше смотрел на Теору, тем больше расширялись глаза. Тут ее заметили остальные. Толпа поутихла, расступилась. Торговка завопила: «Батюшки-светы!» — смахнула билеты в саквояж и кинулась наутёк. Только пятки сверкают.
Теора растерянно стояла в оранжевом пятне фонаря, не понимая, отчего в нее тычут пальцами. Да еще и с суеверным ужасом. Всё прояснилось, когда она опустила глаза. Кроме обычной тени, в свете фонаря от ее ног тянулась еще одна тень. И Теоре эта тень явно не принадлежала. Если бы рядом с нею высился могучий витязь и время от времени помахивал мечом, люди бы поглазели и разошлись. Но витязя не было. Была только тень, которая проделывала то же самое на глазах у ошеломленной публики.
— Нежить проклятая! Чур меня, чур! — вскрикнул помятый дедок и начал креститься. Рабочие загудели. Женщины засуетились, подняли крик. Теоре пришлось убегать, потому что в следующий миг в нее полетел камень. Мокрое платье сковывало движения, на руке выше локтя проступал свежий синяк от удара. Но Теора была счастлива. В краю дождей, туманов и тоски она еще не успела послушать пение арний, не побывала на концерте Грандиоза, однако счастье преследовало ее, как тень из недавнего сна. Незримый! Оказывается, всё это время он не отходил от нее ни на шаг. Изменилась форма, но не содержание.
— Точно! — Теора выдохнула и замедлила бег. — Ты говорил, что в других мирах сложно сохранить прежний облик. А я перепугалась.
Тень не ответила. Не шевельнулась. Тени не было вовсе, потому что яркая рыночная площадь осталась вдалеке. Теора заблудилась в
«Всегда будь со мной, и я буду с тобою и избавлю тебя от всякого зла», — всплыли в памяти дорогие сердцу слова. Их произнёс Незримый на пути к звезде Вааратона. В его лучезарных объятиях печаль претворялась в безоблачную радость, грядущие тяготы представлялись мимолетными. А спасение чужого мира — экзаменом, который уже наполовину сдан. Где же теперь эти объятия, когда их так не хватает?
Теора прислонилась к шершавой стене одного из домов и позволила слезам вырваться наружу.
Торговка — надо заметить, дама довольно плотная — долго убегать не могла. Во-первых, одышка и скачки давления. С возрастом болезни гораздо чаще дают о себе знать. Во-вторых, саквояж с билетами. За них нужно выручить деньги, иначе протянешь ноги. Домыслить, что же в-третьих, торговке не удалось. Пока она бормотала что-то насчет нежити и злых духов, ей на голову со страшной силой обрушился обломок ржавой трубы. Обрушился, конечно, не сам. Как только она отключилась, неизвестный мужчина в маске прихватил саквояж и скрылся в мрачном переулке с победным хохотом.
12. Бесконечность вместо стены
Марта старалась. И даже слишком. После того как ей позволили остаться, она принялась с таким рвением наводить в доме чистоту, что у Пирога и Кекса развилась мания преследования. Сначала они убегали от метлы, потом — от швабры. К счастью, Пелагея не признавала прогресса. Иначе им пришлось бы убегать еще и от первого в Вааратоне парового пылесоса. Единственным, кого уборка не потревожила, оказался кот Обормот. Сам он был чистоплюй, каких поискать. Вечно вылизывался, умывал лапой морду и обходил кучки мусора стороной. Марта восхищалась им ровно до тех пор, пока он чуть не отправил ее в иное измерение. Коту помешал Киприан. Во время гипнотического сеанса он дернул Обормота за хвост — и стал спасителем во второй раз.
«Чердак, опасные глаза, — с удовольствием подсчитывала Марта. — Что будет завтра?»
Покончив с мытьем полов, она вызвалась готовить обед. Но не тут-то было. Из-за угла в черном цилиндре и при полном параде выскочила Юлиана.
— Подлиза, — осуждающе изрекла она и схватилась за сковороду. Первой мыслью было хорошенько огреть Марту по голове, чтоб знала свое место. Но по здравом рассуждении, вместо боя на сковородках, Юлиана решила устроить кулинарный поединок.
Пока дождь стучал по отливам и исполнял на крыше чечетку, они вдвоем развернули нешуточную баталию — не на жизнь, а на смерть. В неравном сражении с ножом пал лук — и оба главнокомандующих рыдали над ним, провожая в последний путь. А именно в кипящее масло. Следом отправилась морковка, картошка и вырытый на огороде корень какого-то изысканного сорняка. Затем каждая из предводительниц прибегла к военной хитрости и пустила в ход свои секретные приёмы. Юлиана налегла на приправы. Марта сделала ставку на соусы. И когда был выброшен белый флаг (а точнее, белая скатерть), в гости заглянул ничего не подозревающий Пересвет. Его тотчас заставили мыть руки, усадили за стол и заявили, что он будет судить наравне с остальными.