На изнанке чудес
Шрифт:
— Неа, — расстроился Кекс. — Меня такому не обучали.
— Тогда, чур, ты тащишь коробку, — распорядился Пирог. От важности его прямо раздувало. Черный хвост стоял, как антенна. Острые ушки ходили ходуном. Пёс предвкушал удачу. Он подберет секретный код, проникнет в запретную комнату и увидит… А может, услышит. В любом случае, что-нибудь этакое точно произойдет. Без надобности двери не запирают. А если уж заперли, стало быть, хотят сохранить страшную тайну. Пирог считал себя мастером по раскрытию тайн.
Кекс приволок коробку из-под швейных принадлежностей. Иголки, нитки и
— Пелагея меня убьёт, — сказал он. — Но чего ни сделаешь ради славной сыщицкой миссии.
— Ты тут не главный сыщик, — заметил Пирог и запрыгнул на коробку. Коробка оказалась низковата, поэтому пришлось задействовать белого приятеля.
Кекс рычал, ворчал и злился. Роль подпорки досталась ему впервые.
— Подумаешь, не главный! — возмущался он. — Быть помощником тоже почетно. Если откопаешь что-нибудь страшно таинственное, поделись со мной.
Забравшись Кексу на спину, Пирог вытянулся во весь рост — и очутился вровень с замком. Ткнул носом наугад несколько букв. Ошибка. Попробовал следующий вариант. Опять ошибка. Механический страж противно щелкнул, возвращая кнопки в прежнюю позицию. Пирог исхитрялся и так, и эдак. Ввел почти все слова, которые знал. Но замок, вредина, решил не сдаваться без боя.
— Не забудь потом следы замести, — подал голос Кекс. — У тебя нос мокрый. Тебя быстро вычислят.
— Да знаю я, знаю, — пропыхтел Пирог. — Лучше скажи, почему Пелагея использует такие заумные изобретения, хотя называет себя противницей прогресса?
Сегодня удача была явно не на его стороне. Она поглядывала из-за угла, гадко ухмылялась и корчила рожи. А когда ей надоело гримасничать, то и вовсе отвернулась. На втором этаже невесть как возникла Юлиана. Ни тебе скрипа ступенек, ни тебе топота. Кекса с Пирогом едва кондрашка не пришиб. Они перепугались, забегали и натолкнулись на стену. Как будто не сыщики, а преступники, пойманные с поличным.
— Что это вы тут затеяли? — ледяным тоном осведомилась Юлиана. — Без спросу шастаете? А вот как я вам! — пригрозила она и замахнулась плотной шелестящей газетой. На передовице красовалась черно-белая откормленная физиономия Грандиоза с пафосной подписью: «Отец искусства и народный кормилец».
Лес обступал дом Пелагеи сплошной стеной — ни дать ни взять, сплоченное воинство, собравшееся в долгий поход. Стройные девицы-березки шелестели, вздыхали на ветру, шептали воинам напутствия. Но те стояли насупившись и грозно топорщили корявые ветки. Они имели дело с враждебным миром, где слова значат мало, а человеческая жадность слепа и многорука.
В лесу пахло мокрыми листьями, прелью и грибными местами. Арнии пели, распространяя по воздуху волны чистой, незамутненной радости. Эта радость — сестра родниковой воды и блеска алмазных россыпей. Стоит ей достичь облаков, как небо озаряется светом. А когда радость проникает в город, люди откладывают дела, поднимают головы и удивленно глядят друг на друга, будто видят впервые и чувствуют глубже обычного.
Лес уже давно не служил им источником вдохновения. Они заблудились в лабиринтах города. Утонули в работе, чтобы тратить деньги на развлечения и бесполезные
Иногда у Пелагеи на душе тоже становилось муторно, но она знала, как с этим бороться. Выглянет в окно, послушает песню соловья — и за вязание. Накатит черная мысль, а она ее в петлю. Накатит другая — и ее в петлю. Длинная получалась нить. А однажды на нить без всякого умысла наступил кот Обормот. В тот день по громкоговорителям в городе объявили чрезвычайную ситуацию. Из тюрьмы сбежал опасный преступник. Чем быстрее его отловить, тем лучше для общества. Услыхав новость от лесничего, Пелагея выбросила нить за порог и побежала закрывать ставни. Будто в воду глядела. Преступник явился именно к ней. Шасть на крыльцо, а там нить. Не пускает. Как будто за версту чует людей с черными мыслями.
Пелагея рассказала Киприану о преступнике и не удержалась от смеха.
— Вопил так, что чуть стёкла не лопнули! Всё требовал впустить. Ну, а пока он требовал, подоспели блюстители закона. Даже поблагодарили меня за содействие.
— Ты и твой кот… Вы созданы друг для друга, — усмехнулся Киприан, шагая впереди. Пурпурная мантия колыхалась у его ног, как живая. Из-под туфель выныривали прыткие ящерки, торопились по делам блестящие жуки. Дятлы затеяли в лесном краю капитальный ремонт и с великим усердием долбили стволы. То тут, то там сваливались в кусты сосновые шишки.
— Так говоришь, силки в ветвях? — Без предупреждения обернулся он. Пелагея едва в него не врезалась.
— Вот именно. Снизу и не заметишь. А до крон без превращения добраться нелегко.
— Я покажу как, — сказал Киприан. Он выбрал дерево, обхватил руками бороздчатый ствол и что-то прошептал. Дерево застонало, принялось кряхтеть, точно столетний старик, после чего с тяжким скрипом опустило ветви к земле.
— Не робей! Иди сюда! — позвал Киприан. Подобрав подол, Пелагея поспешила к нему. — Дерево только на первый взгляд толстокожее, — объяснил он. — Скажешь правильные слова — станешь его повелительницей.
Он снова что-то шепнул на непонятном языке, и ветвь, на которой они с Пелагеей устроились, начала подниматься, точно кабина барахлящего аттракциона.
С тех пор, как в лесу обнаружились первые силки на арний, солнце в небе стало редким гостем. Чаще всего на него наползали тучи. Но сегодня повезло. Когда ветвь поднялась еще выше, Пелагея зажмурилась от яркого света. Превратиться бы сейчас в горлицу, отправиться, куда глаза глядят! Перед нею распростерлась головокружительная даль. Небо — фарфорово-голубое, облака — перистые, невесомые. Так и хочется улететь.
— А вот и силки, — сказал Киприан.
— Где?
Пелагея повернулась слишком резко. Щетинистые ветки сосен и елей, одеяние ее спутника — всё вокруг внезапно закачалось и перевернулось с ног на голову. Белый цилиндр покинул своё законное место и полетел вниз. Пелагея едва не кувырнулась следом. Ее подхватил Киприан.
— Держись крепче, — выдохнул он. — Если вернусь без тебя, Обормот меня живьем проглотит.
— Хе-хе, — сдавленно рассмеялась та. — Не знала, что он на такое способен. Но буду иметь в виду.