На корабле полдень
Шрифт:
– А двадцать четвертое – это сегодня!
Меркулов глядел на меня со значением. И тут только до меня дошло, о чем идет речь!
– Так я, что ли, обещанный "Кирасир" должен провести до этого самого лагеря?
– Ну, "Кирасир" был бы им в мирное время! Сейчас над Глаголом никакой транспортник и десяти минут не проживет – ягну свирепствуют! Прорваться могут только "Орланы" и "Громобои". Если быть точным, еще те "Горынычи", которые модификации ПР-8. Сам понимаешь почему – у них тоже новые движки, М-119. Но таких "Горынычей" у нас здесь больше нет. Всю матчасть крепостного полка ПКО мы растеряли... Поэтому полетите
– Что значит "сработаешься"? – Поторопился уточнить я. – Я же командир эскадрильи, верно?
– Верно.
– А если так, значит это пусть они со мной "срабатываются"!
– Вечно ты гоношишься, Сашка, – сказал Меркулов со скрытым одобрением. –Ты думаешь, что Глагол знаешь. А на самом деле, был ты здесь в последний раз когда? В мае? В июне?
– В июне.
– Значит, ни хрена ты про Глагол не знаешь! Тут всё по-новому теперь! Аномалии новые распустились, как чайная роза... А мы тут три недели отлетали, отвоевали. Нам есть что тебе сказать! Поэтому вот что посоветует тебе Дофинов, то и делай! Во всем его слушайся! Как если бы это я лично посоветовал! Хоть он и будет твоим подчиненным, формально.
Я энергично закивал. Мол, буду делать!
– Так что в общем, задача твоя такая... Летите к лагерю. Двое садятся. Остальные стоят в круге с превышением двести. Пробуете связаться. Кодовые таблицы даст Дофинов. Если бояре к вам выйти соизволят, севшие машины примут их на борт, в шлюзовые тамбуры. Если же не соизволят, действуйте по обстановке...
– Например? – Спросил я, чтобы понять, каково в принципе поле моих потенциальных возможностей.
– Ну, например, там какие-нибудь клоны могут болтаться... Сектанты... Так порасспросите их. Они теперь снова шелковые стали, с голодухи-то... Ну а если по столовой горе будут топтаться шагающие танки чоругов, то, сам понимаешь, поделать вы всё равно ничего не сможете, ноги в руки и – фьюить – на орбиту!
Я кивнул. "Фьюить" – это я умею.
После бассейна я забегал как подсоленный заяц. (Уж и не знаю, кто этого зайца солил. Но припоминаю, что именно это выражение обожала моя сестрица Полина, ныне – жена легендарного авиакосмического конструктора Эстерсона.)
Вначале я понесся в авиатехнический дивизион, облекать общо поставленную Меркуловым задачу в конкретные литры, килограммы, пусковые блоки ракет и боеукладки снарядов.
Затем побежал на камбуз и в медчасть – мне нужны были сухпайки и медпакеты.
Конечно, им можно было позвонить по внутренней связи и тем сэкономить себе время. Но ваш Пушкин, друзья, был стреляным воробьем. Я прекрасно знал, что самая короткая дорога – знакомая, а самый быстрый вариант сделать что-то важное, как правило, не связан с телефоном. А связан он с личной явкой: "Здравствуйте, дорогие, как дела у вас тут?", "Привет, мужики, проблемка одна есть..." И тому подобное.
Уже по пути я сообразил, что не знаю тактических характеристик истребителей "Громобой", на которых полетят два меркуловских протеже. То есть получалось, что никакое серьезное планирование вылета невозможно без знакомства с этим его Дофиновым, которого я только что пообещал во всем слушаться...
Соответственно, я отправился выполнить свой предполетный долг командира.
Мой
"Ну хоть не в пивной..."
Как показала личная явка, в ларьке военторга Дофинов покупал себе носки.
Несколько секунд я прикидывал, с чего начать разговор, чтобы он сохранил хотя бы подобие непринужденности.
"Ну как носки, удобные?". Нет, глупость какая-то. "Вместо удобные, может, спросить, про "чистые"?"
Или так: "Почем носки ноне?" Еще глупее, в духе пьяного Егора Кожемякина.
"Зачем вам носки, Дофинов, мы же сейчас на Глагол летим, вы разве не знаете?"
В общем, я подошел к пилоту, который оказался чернявым дылдой с татарскими бровями-полумесяцами (марсианин?). Взглянул ему в глаза, протянул руку для рукопожатия и сказал:
– Здравствуйте. Я – Пушкин. Комкрыла Меркулов приказал нам с вами отправляться на Глагол.
– Он сказал мне уже, – как-то не по-военному вальяжно бросил Дофинов.
Мы перешли в одну из операционных комнат, где имелось всё необходимое для планирования боевых вылетов.
Дофинов ловко извлек из угловатых клонских ящиков голограмму Глагола, а заодно все разведданные по ягну с чоругами и, орудуя лазерной указкой, прочертил наш маршрут.
Он показался мне до неприличия простым: едва заметно искривленная дуговая траектория, начавшись на стартовых катапультах "Эрвана Махерзада", с размаху врезалась в поверхность Глагола, километров за триста от лагеря имени Бэджада Саванэ. После чего извивной змейкой убегала к конечной точке назначения.
Выглядело всё это так, как будто, по гениальному замыслу Дофинова, мы должны были сперва вдребезги разбиться о планету, а потом пойти к лагерю пешком.
– Вы, должно быть, шутите? – Нахмурился я. – Где и как, по-вашему, мы сбросим скорость и неужели вы в самом деле предлагаете пройти весь космический участок маршрута без обманных маневров?
Дофинов даже хрюкнул от удовольствия – видимо, был готов к такой реакции.
– К сожалению, в космосе барражи чоругских планетолетов за счет применения сверхманевренных беспилотных дископтеров обладают перед нами качественным превосходством в маневре. Грубо говоря, как мы ни фигуряй в диапазоне между третьей и первой космической скоростями, они почти наверняка нас перехватят. Числом мы их тоже не задавим – потому что числа у нас нет... Наша единственная надежда – скорость! Мы пойдем к Глаголу с интерстелларной скоростью. Всю ее придется погасить в атмосфере. А хвостик в три-четыре километра в секунду сожрет "трешка"...
– "Трешка"? – Мои брови вопросительно взметнулись вверх.
– "Трешка", да. Так называется одна из новообразованных аномалий Глагола. Открылась, как говорят, в конце июля. Большая, пять километров в поперечнике. Официально называется грас – гравимагнитный стационар. Вредная ужасно... Радиация, – Дофинов зачем-то потер предплечья ладонями, как будто от радиации люди зябнут. – Но самое удивительное, что после каждого захода в гравимагнитный стационар в костях и тканях человеческого организма прибавляется столько изотопа углерод-четырнадцать, сколько за три года обычной жизни. Притом неважно, попадаешь ты в "трешку" на десять минут или на десять часов.