На кострами заросшем Плутоне

Мирный Егор

лезвие

не ровен день споткнёшься об себяи выплюнешь отравленное лезвие;теряя перья, стая голубятсорвётся

с языка несоответствиемделам и помыслам; придвинется итогвсего грядущего, прозрачный, незначительный.вчера общался с мёртвыми – и что?сегодня – мелковат и необщителен,сегодня, сталь нашарив за губой,чудишь себе, заламывая прошлое.и свет в тебе вещает голубой,и боль тебя, несбывшаяся, тощая,переживёт.

брют

круглый, как боль, короткий, как человек,даже когда живой, замечаю дымку,воздух прожжёный, над всем занесённый свет,смерть и любовь – за ручку, потом – в обнимку.мало курю. почти не курю. курю.всё преходящее – топливо: вздутые печи,пепел по кругу, огонь обращается в брют,выдох на вдох, а больше и крыть-то нечем.в сумерки вижу:

там у меня внутримало-помалу в пустотах зола осела.я открываю сердце по счёту три,тёплый, как ночь последнего воскресенья.

ненасытные дни

счастья нет, хотя казалось вот-вот. это где-то «без пяти» тридцать лет. полдень жизни, или вроде того. город тула или, может, смоленск.память тонкую, что девичий сон,притесняют ненасытные дни.под ладонью затихает висок.шепелявит раритетный винил.бродит юность, бредит, щурится в дальблизоруко. ничего не болит.полночь. Падает отвесно звездаи отскакивает от земли.

никогда

«– Говорят, бывает ещё какая-то другая звезда.

– п. 111, § 4: «Никогда».»»Андрей Пермяков

когда я пережил своё детство, вернулся отец:

Конец ознакомительного фрагмента.