На край света. Трилогия
Шрифт:
— Миссис Преттимен не упала бы в обморок, — заметил на это мистер Преттимен. — Она может заплакать, но сознания не лишится.
— Полагаю, сэр…
— Не стоит. Я не желаю, чтобы вы вмешивались в ее образование.
— Образование?!
— Неужели выдумаете, что если мы когда-нибудь станем основателями идеальной обители, миссис Преттимен сможет позволить себе слабости, свойственные ее полу? Я избавился от тех, что, главным образом, присущи мужчинам, а она должна сделать то же самое с женскими!
— Позвольте заметить, мистер Преттимен,
— Что вы в этом понимаете!
— Я высоко чту миссис Преттимен, сэр, и не вижу причин этого скрывать! Я… я глубоко ее уважаю!
— К чему слова? Я по призванию педагог, и не вам оспаривать мои рассуждения. Я столько времени формировал свой характер, что кое-что понимаю в воспитании, даже если дело касается других!
— Тогда умоляю вас, объясните, сэр, что такого вы сделали со своим характером?
— Разве это не очевидно?
— Нет, сэр.
— Просто невыносимо! Меня поучают! И кто — упрямый юнец! Выносливость — вот что я воспитал в себе, сэр, выносливость и невозмутимость! Подите вон, пока я… Изо всех…
— Я уйду, мистер Преттимен. Но прежде позвольте заметить…
— Не надо, Эдмунд, — прозвучал голос миссис Преттимен.
Она закрыла за собой дверь и села. Мне показалось, что глаза у нее чуть покраснели.
— Пожалуй, вы согласитесь, что после всех наших треволнений очень приятно посидеть вот так, спокойно. Правда, Алоизий? Однако мы не предложили Эдмунду сесть, и он покорно стоит! Прошу вас, присядьте, Эдмунд. Я выглянула из коридора на палубу. Мы просто в другом мире, знаете ли… Море тихое, ласковое. Кто бы думал, что оно способно так резко меняться. Как вы считаете, отчего это?
— Понятия не имею, мадам. Я бросил все попытки постичь Природу. Теперь я на стороне тех, кто относится к окружающему миру с большой опаской.
В каюту отрывисто застучали.
— Вы не посмотрите, кто там, Эдмунд?
Вот уж кого я не видал со времен злополучного Колли! К нам явился Билли Роджерс собственной персоной! Он возвышался в двери, улыбаясь во весь рот, и держал в руках мой бочонок!
— Лорд Тальбот, сэр! Это, верно, ваш! Держите, милорд, сэр!
— Спасибо, давайте.
— Прошения прошу, милорд, но мистер Саммерс велел отнести его к вам в каюту, сэр, а я не знаю, где…
— Вы не знаете, где я живу, Роджерс?
Мне показалось, что он меня не слышит. Большие голубые глаза матроса смотрели мне за спину, туда, где сидела на парусиновом стуле миссис Преттимен — он словно что-то задумывал. Мне это очень не понравилось. Я вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
— Вот сюда. Поставьте у койки.
Роджерс сделал, как велено, и повернулся ко мне. Мы одного роста, только он гораздо шире в плечах — настоящий гигант.
— Могу быть свободен, сэр?
— А те, кто сидел в лодке — баталер Джонс и юный Томми Тейлор…
— Пропали, сэр. Дэйви Джонс, морской дьявол, сэр, забрал их к себе — даже вскрикнуть не успели. Немало народу на корабле станет спать спокойней, что в койках, что в гамаках, зная, что баталер уже не спросит с них долгов. Благодарю вас, лорд Тальбот, сэр.
Он отдал честь и испарился.
Бедный Томми! Отхохотал свое. Сколько же ему было — четырнадцать?
(20)
И тут мы подходим если и не к концу нашего плавания, то уж точно к началу конца. Несколько дней все верили, что печали наши позади, и редко какая вера находила себе столько последователей! Погода иногда портилась, однако не сильно. Споры мистера Саммерса и мистера Бене о долготе носили весьма любезный и учтивый характер. Все были твердо уверены, что в такую приличную погоду пропустить землю невозможно, и мы разглядим ее миль за десять, не меньше! Ночные вахты, которые мы по-прежнему стояли с Чарльзом, стали просто волшебными. Звезд, казалось, можно коснуться рукой. Ночи превратились в сине-голубую сказку. Песни моряков словно прогнали темноту! Днем все, кто мог, выходили гулять на палубу, где каждый день с удовольствием играли дочурки Пайка. Мистера Брокльбанка видели греющимся на солнышке — без накидки! Я все так же читал мистеру Преттимену, однажды удостоился чести провести по палубе миссис Преттимен и весьма гордился собой, так ловко усмирившим бывшую горгону! Кроме того, наш променад наблюдал лейтенант Бене, что, несомненно, поставило его на место. Однако в другой день, когда я читал мистеру Преттимену, миссис Преттимен попросила извинить ее отсутствие и, как я потом узнал, вышла на прогулку по палубе с мистером Бене. Несравненный пример подобающего поведения!
Однажды Чарльз сказал, что желает показать мне кое-что примечательное. Что ж — желает так желает. Я вышел на палубу и огляделся. Ничего интересного, кроме нескольких белых облачков в зените. Миссис Пайк оперлась на поручень у среза полубака и разговаривала с Билли Роджерсом. Постояла с ними и Зенобия, прежде чем отправиться в постель. Мистер Гиббс с парой матросов заканчивали починку одного из поручней там, где его разрушил кусок льда. У грот-битенга миссис Ист и дочурки Пайка устроили кукольное чаепитие! Но тут раздалась целая серия команд от капитана Андерсона, и чаепитие пришлось прервать: необходимо было крепить канаты, так как судно ложилось в дрейф (кому интересно, что это такое — справьтесь в «Морском словаре» у Фальконера). Матросы выстроились вдоль левого борта с охапками линей, за бортом смонтировали платформу, от которой отходил тяжеленный лот — одному человеку не поднять.
— Травить лот! — скомандовал со шкафута мистер Бене, и лот с шумом шлепнулся в воду.
Линь пошел разматываться вдоль борта — матросы раз за разом перехватывали его снова и снова…
— Выбрать слабину!
— Чарльз, что тут происходит? Так мы узнаем, где находимся?
— Нет! — Он помолчал и улыбнулся. — Скорее, так мы узнаем, где мы не находимся.
Теперь линь не дергался вверх-вниз, а уходил под углом на северо-запад.
— Вот оно — ваше циркумполярное течение, Эдмунд. Думаю, это единственное серьезное доказательство, которое только можно представить.