На краю империи: Камчатский излом
Шрифт:
– Пошли! Тока свечку зажгите – темно у нас…
– И смердит! – отметил Андрей Васильевич. – Чо ты в кровище-то?
– Да вот… Кажись, потолок задел!
– Ну-ну…
Сначала Никифор с перепугу запамятовал, куда подевал свечи, потом выяснилось, что огня у него нет – надо высекать… В общем, провозились несколько минут, в течение которых из вонючей темноты слышались глухие стоны и шорохи. А снаружи доносились крики и ругань, даже выстрел грохнул.
– Эт чо? – поинтересовался Митька.
– Да
В конце концов запалили две свечки и посветили внутрь. Оказалось, что обстановка в комнате изменилась: Беринг исчез, а Шпанберг выполз из своего угла и теперь, опираясь о стол, пытается встать на ноги. Увидев бородатые лица в дверном проеме, капитан-лейтенант громко пукнул и разом вскочил на ноги. Он буквально перепрыгнул через тело Григория, подскочил к двери в спальню, распахнул ее и…
Сверкнуло и грохнуло разом.
Капитан-лейтенант рухнул ничком на пол.
– Однако! – сказал Андрей Васильевич после недолгой паузы и шагнул в комнату.
– Смотри не вляпайся, – предупредил Митька.
– Угу… Чо тут было-та?
– Да вязать меня взялися. Допрос учинить хотели.
– A-а, и веревку для тя приготовили?
– Ну, дык! Пришлось приласкать малость…
– Цыц, вы! – рыкнул Козыревский. – Беринг где?
– Туточки должон быть. Иных выходов, кажись, не имеется. – Шубин подошел к двери и посветил в глубь спальни. – Вот он, сердешный.
Посреди скомканных тряпок на кровати сидел капитан Беринг и невидяще смотрел в пространство. Перед ним на полу валялся разряженный пистолет. Приподняв свечу, Андрей Васильевич склонился над телом Шпанберга:
– Никак упокоил? А сказывают, будто ворон ворону…
– Погодь, Андрюха! – перебил Козыревский. – У него второй должон быть!
Он прошел в спальню и, не обращая внимания на капитана, встряхнул одеяло, отбросил в сторону подушку:
– Вот он! Видать, под руку сразу не попался. Кажись, с зарядом… И порох на полке.
Некоторое время монах стоял, похлопывая стволом по ладони левой руки. Наконец он на что-то решился, щелкнул замком и подал оружие Берингу – рукоятью вперед.
– Держи, ваш-бродь!
Тот машинально взял. Козыревский отступил на два шага к двери и продолжил:
– Ты, капитан, человек военный. Так что стреляй, не ссы. Хошь, в себя стреляй – тогда во грехе, но без мук преставишься. Хошь, в меня стрельни – я тут главный заводчик. А хошь, мы лейтенанта твово приберем и скажем, будто он от цинги помер. Тогда ты нашему делу служить станешь, аки пес хозяину. Внял ли, немецкое твое благородие?
Слова прозвучали медленно и внятно – словно гранитные валуны падали на мягкую землю. Беринг молчал. Тогда Козыревский
– Внял, я спрашиваю?
– Их ферштее… – прошептал капитан и, спохватившись, добавил по-русски: – Я понимаю!
– Тогда решайся! – усмехнулся монах. – А я до по лета сочту – потом поздно будет.
Козыревский повернулся спиной и встал в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку. Что происходило в спальне, за ним было не видно.
– Десять! – через некоторое время произнес монах.
Когда счет был окончен, отец Игнатий вернулся в спальню и, отодвинув ногой труп, закрыл за собой дверь. О чем они там разговаривали с Берингом, так никто и не узнал.
Содержание беседы формального и неформального начальников никто так и не узнал, потому что сразу после ее окончания пришлось действовать, а потом стало не до этого. Пока Козыревский общался с Берингом, Михайло Смирный, дежуривший снаружи, сообщил, что прибежал гонец, который рассказывает удивительные вещи.
Старые заговорщики вполне допускали, что визит к капитану может закончиться не вполне мирно. На этот случай был заготовлен отвлекающий маневр – несколько казаков, изображая пьяных, затеют свару с солдатами, охраняющими резиденцию Беринга. События, однако, стали развиваться не по плану – никого, кроме Митьки, на «прием» не пустили. Козыревский долго колебался, но в конце концов почуял неладное и подал сигнал. Из-за угла ближайшей избы появились двое пьяных казачков – этаких задохликов на вид:
– А-а-а, бля, холуи немецкие! Стоите, гады, нехристя караулите!
– Проходи!
– Ча-во-о?! Ты мне командовать будешь?!
– Проходи, говорю!
– Я, бля, не понял! Чо энтот хрен в меня пищалью тычет?! Ты ва-аще хто такой?! Где хочу, там и хожу! А ну, дай суды!
Слово за слово – а стрелять разрешения не было. На охраняемый объект никто вроде не нападает, а унтер куда-то делся.
– А ну пусти!! Не трожь ружье!!
Рослому караульному, наверное, было трудно удержаться, чтобы не съездить по уху наглому недомерку.
– Люди-и!! Православныя-я!! Бусурмане наших бьют!!!
На такой клич не откликнуться нельзя – хошь не хошь, а беги выручать своих! Служилые и побежали – как будто наготове ждали. Солдаты тоже, не будь дураки, отправили гонца за подмогой. И понеслась душа в рай…
Вообще-то, драться с солдатами должны были пятеро, но желающих оказалось гораздо больше. При всем при том, кроме Беринга и Шпанберга, на месте не оказалось командиров – они все находились на «Гаврииле», на пути в острог или из него. Казачья же старшина сделала вид, что это ее не касается.