На краю империи: Камчатский излом
Шрифт:
– Уф-ф! – облегченно вздохнул Митька и обратился к денщикам: – Вы чо таки рожи корчите, а? Капитан приказал мне чарку вина выдать! Ну, котора тут у вас побольше? А вам – воду таскать, греть и в бадью наливать. Их благородие купаться желают!
– Э-э… С девкой что ль?!
– Не с тобой же, дурак! Вино давай!
Чарку свою Митька получил, выпил, вышел на крыльцо и выкурил трубку. Потом вернулся и выпросил еще половинку. Опять покурил. Его холопка из господских палат не появлялась, и Митька решил, что, скорее всего,
А по пути Митька размышлял о том, какое мощное оружие оставил ему тезка из будущего. Правда, сегодня ему пришлось использовать это оружие «нечестно» – он говорил Берингу о событиях, которые должны были произойти почти на целый год позже. В той истории, которую знал Дмитрий, жена родила Берингу вполне здорового ребенка – через полгода после его возвращения из экспедиции. Причем ждала она мужа почему-то не в Петербурге, куда капитан должен был вернуться, а в Москве. В той – иной – истории Беринг сына признал…
На другой день с устья реки Большой прибыла шлюпка и несколько батов с грузом. Приехали Чириков и Чаплин. Принять офицеров Беринг отказался, сославшись на нездоровье. То же самое повторилось и на следующий день – в покои командира допускался только местный монах. Всем было ясно, что капитан глубоко потрясен смертью своего земляка и соратника Мартына Шпанберга.
На третий день по лютеранскому обычаю состоялись похороны, и Беринг принял в них участие. Митьке, наблюдавшему церемонию со стороны, показалось, что выглядит он, пожалуй, даже слишком бодро для убитого горем – и румянец на щеках появился, и голос командирский вернулся… Правда, из донесений Никифора служилый уже знал, что в последнее время капитан кушает с аппетитом и спит крепко – не в одиночестве, конечно.
От могилы солдаты и матросы уходили строем, прочие служители – просто толпой. Задержался лишь Чириков. Митька решил последовать его примеру – вдруг лейтенант захочет с ним поговорить? Он не ошибся – движением руки офицер подозвал его к себе. К поселку они возвращались вдвоем.
– Печалитесь, ваше благородие? – первым начал разговор служилый.
– Как же без этого… – вздохнул лейтенант. – Умер человек. Не старый еще. И чего он лекаря от себя гнал? Мог бы жить да жить! Странно: летом от цинги здесь вроде не умирают, а?
– А он вот смог! – усмехнулся Митька. – Шибко, сказывают, брезгливый был. Наши-то и рыбу сырьем едят, и траву всякую, и ягоды. Может, от них польза? А лейтенант покойный все тока вареное да жареное потреблял. Может, с того и помер?
– Не знаю, не знаю… – покачал головой Чириков. – Странно это все. Как ты думаешь, почему капитан не разрешил Буцковскому осмотреть тело?
– Дык сказывали же, – пожал плечами Митька. – Господин капитан волю покойного соблюл, чтоб, значит, лекарь к нему не подходил!
– Да-да,
– Знамо дело, ваш-бродь!
– Мне кажется, что Мартын давно выздоровел. Он притворялся, чтоб не идти в плавание, чтоб ему ничего не поручали. А чтоб лекарь об этом не догадался, он поссорился с ним и не давал себя осматривать.
– Так притворялся, что помер! – рассмеялся служилый. – Ну, вы скажете, ваш-бродь!
– И умер он как-то странно, – продолжал лейтенант. – Хорошо бы расспросить тех, кто был в это время рядом.
– Дык я ж и был-та! Да Иван, да Мишка Смирный – как бы денщик его новый.
– То-то и оно! – вздохнул Чириков.
– Ваше благородие, – проникновенно обратился служилый, – ну зачем оно вам надо? Зачем? Этот немец вам не друг и не родственник! Вы ж о благе государственном печетесь, ну и пекитесь! А государству Российскому без такого слуги только облегчение. Разве нет?
– К сожалению… К сожалению, ты, наверное, прав. А если это преступление?
– Боже ж ты мой, Господи! – простонал Митька. – Коли по закону судить, то у нас кругом сплошь приступление! И жисть наша тута, и испидиция ваша – все приступление!
– Прекрати, Митрий! Служба государю не может быть злодейством! Он – помазанник Божий!
– Прощения просим, ваш-бродь! – пошел на попятную служилый. – Не подумавши ляпнул – извиняйте!
– Ладно… – Некоторое время Чириков шел молча и о чем-то думал. Потом замедлил шаг, посмотрел на служилого: – Слушай, а тебе не кажется, что с Берингом происходит что-то странное?
– Н-ну… Вроде как… А чо?
– Да так. Выглядит странно… Служанка у него в доме появилась. Я слышал, что камчадальская женщина не будет прислуживать хозяину, если он не станет с ней спать. Верно?
– Конешно! Тока нешто с ними уснешь?! – ухмыльнулся служилый. – По мне, так и хорошо, что капитан девку завел. Мужик он не шибко старый – благое дело!
– Не знаю, не знаю… Сегодня после поминок капитан приказал мне к нему явиться. Может быть, тогда все и прояснится.
– Ох-хо-хо!.. – вздохнул служилый. – Судьбинушка моя горькая!
– Не переживай, Митрий, – понял намек Чириков, – я постараюсь, чтобы изменения в судьбе не застали тебя врасплох.
– Век не забуду, ваше благородие!
Знакомый уже с правилами военных, Митька полагал, что визит лейтенанта к капитану – это вместо совещания офицеров, поскольку таковых в экспедиции осталось только двое. Какие там должны быть приняты решения, он представлял, так как готовились они с его участием. Однако уверенности в том, что все пойдет по плану, ни у кого из заговорщиков не было. Митьке поручили караулить возле капитанской избы и под видом беспокойства за свое будущее попытаться выяснить у Чирикова, как было дело.