На краю империи: Камчатский излом
Шрифт:
– Да не всю, Митрей, не всю! Тебе на закуску хватит!
– То-то и оно, что тока мне на закуску. А сами кору жевать будете.
– Хи-хи, может, ты еще чем накормишь? У тебя ж много! А мы уж языками-то расстараемся, хи-хи!
– Тьфу на вас, дурехи! Об одном тока и мыслите!
– А об чем надо-та, хозяин?
– Об том! Велено мне капитану немецкому бабу поставить. Ну, там, в доме прибраться, то-се… У него ж одне мужики на хозяйстве. Не насовсем, конешно, а тока пока он тут обретается. Может, кто из ваших добром пойдет иль
– Я! – последовала немедленная реакция.
– Нет, я!!
– Цыц! – не дал разгореться дискуссии Митька. – Сам порешу! Ну, скажем… ты! Ступай наряжайся. Да подмой там себе чо надо… Капитан чистых любит.
– А я?! Я тоже хочу!
– Сказано: цыц! Может, и ты… Опосля тока. Не реветь! Не реветь, а то ща батог возьму!
Меньше чем через час Митька уже брел к дому Беринга в компании разряженной и раскрашенной холопки. Прохожие на них оглядывались и отпускали непристойные шуточки. Служилый вяло отругивался и тосковал о доброй чарке вина и любимом топчане – послать бы все и всех куда подальше!
В сенях сидел Григорий и прикладывал мокрую тряпку к шишке на затылке, а Никифор прижимался ухом к закрытой двери. При виде Митьки оба начали испуганно креститься, словно это могло избавить их от его присутствия.
– Ну, чо там слыхать? – шепотом, но сурово спросил служилый.
– Ничо, кажись… Бормочет чтой-та…
– Не почивает, значит, – сделал вывод Митька. – Тады стучи и докладывай – гостинец для его благородия!
– Как можно?!
– Можно! Не хошь, так я сам! – Митька перекрестился и решительно постучал в дверь «приемной»: – Дозвольте войти, ваше благородие!
Ответа не последовало, но служилый открыл дверь и шагнул в комнату, оставив свою спутницу в сенях.
– Премного благодарен за честь, ваше благородие! Вот, привел, как обещался!
В комнате, конечно, пованивало, но было довольно чисто. Ставни с окон были убраны, и сквозь лахтачьи пузыри пробивался свет. Облаченный в ночную рубашку и халат, Беринг сидел в своем кресле. Про его вид вполне можно было сказать: краше в гроб кладут. Однако Митьку порадовало, что он все-таки сидит, а не лежит в койке, тупо глядя в потолок. Правда, и сидя капитан смотрел не на гостя, а куда-то в пространство, руки его безвольно свисали почти до пола.
– Девку, грю, привел, ваш-бродь! – повторил Митька. – Чтоб вам не скучно было!
Беринг его не видел и не слышал. Это был дурной признак, но служилый продолжил атаку:
– Да вы не пужайтесь, ваше благородие, она ласковая – не укусит, коли сами не попросите! А то чо ж вы без женского-то пригляда все обитаете? Не дело это!
– Пошел вон… – прошептал Беринг.
– А насчет женушки вашей, Анны Христинушки, сомневаться не извольте, не прознает она, – продолжил Митька соответствующим тоном. – Отсель до Питербурха тыщщи верст – не видать и не слыхать, поди.
– Пошел вон, – довольно внятно проговорил капитан и сфокусировал взгляд на госте.
– А
– Пошел вон! – Беринг слегка подобрался, взгляд его стал почти осмысленным.
– Бабы, оне ж тоже хочут, верно, ваш-бродь? И русские хочут, и камчадальские хочут, а промеж ног у них все одинаково. И немецкие, небось, тоже хочут?
– Пошел вон, наглец!! – Капитан выглядел уже почти прежним. Однако соображал он плохо и потому добавил не к месту: – Анна – святая женщина!
«Все! Опять я его осилил», – без особой радости подумал Митька и перешел на «господский» язык:
– Несомненно, господин капитан, несомненно! Непорочное зачатие, знаете ли…
– Что-о-о?!.
– У меня, конечно, устаревшие сведения, но… Но, думаю, вас уже можно поздравить с прибавлением семейства!
Кровь прилила к лицу Беринга – от мертвенной бледности не осталось и следа. Опершись руками о подлокотники, он начал подниматься из кресла, хрипя что-то по-немецки.
– Да не волнуйтесь вы так, господин капитан! – стал успокаивать его Митька. – Все будет хорошо! Ну что вы, право?! Анна Кристина с братом Бенедиктом отправились в Москву. Там ее мало кто знает, и беременность наверняка удалось сохранить в тайне. В Немецкой слободе прекрасные акушерки, и, наверное, роды прошли благополучно.
Капитан плюхнулся обратно в кресло. Он шумно дышал, словно только что поднял и сбросил огромный груз.
– Откуда… ты знаешь?!
– Господин капитан, неужели вы еще не убедились, что мне бесполезно задавать этот вопрос?! Впрочем, тут интереснее другое: вы ведь не спорите со мной, не кричите, что этого не может быть. Значит… Я не прав, а?
– Ты – сам сатана!
– Где уж мне? – вздохнул служилый. – Я и на простого черта не тяну. Вот чувствую, вы спросить хотите…
– Кто он? – не удержался Беринг.
– Угу, – кивнул Митька. – А я и не знаю! Наверное, кто-нибудь из друзей вашей семьи, да?
– М-м-м… – Капитан прижал пухлые ладони к лицу и что-то забормотал по-немецки.
– У нас говорят, что клин вышибают клином, – поучительным тоном сказал Митька, имея в виду сразу несколько смыслов. – А иначе – никак. Позвольте откланяться, господин капитан?
Ответа он не получил, но, поклонившись, повернулся к двери. Он ее двинул от себя сильнее, чем нужно, – хотел проверить, подслушивает ли Никифор. Однако по уху он никому не попал – денщик успел отскочить.
– Что стоишь, дура?! Иди туда – пол подмети, пыль оботри! – зашипел Митька на камчадалку. – Гребешок-то взяла?
– Взяла…
– Так причеши господина капитана!
– Хи-хи, можно, да?
– Можно, можно, шевелись тока!
Девица выхватила из угла веник и юркнула в комнату – служилый не успел даже шлепнуть ее по ягодице, как собирался.