На краю Принцесс-парка

Ли Маурин

– Особенно помощь нужна старикам, – объяснила Марта. – Молодые и сами в состоянии сделать в доме хотя бы косметический ремонт, а пожилые люди сильно огорчаются и даже впадают в депрессию оттого, что им приходится жить в таких условиях. Найти маляров или обойщиков сейчас очень сложно, к тому же у пожилых людей часто нет на это денег.

Теперь Руби каждый день по четыре часа красила внутренние стены. Она научилась замазывать дыры и замешивать штукатурку. Домой она являлась вся пропахшая краской, и нередко ей приходилось смывать краску со своих черных волос.

Был уже 1943 год, но войне не было видно конца – хотя люди

все чаще говорили о том, что «до победы рукой подать». Все ждали, когда же британские войска войдут во Францию, а тем временем началось кое-что другое, обрадовавшее женщин Британии и повергшее в отчаяние мужчин.

Прибыли янки. Британию заполонили целые толпы веселых, раскованных и очень щедрых молодых людей в элегантной форме. Они были повсюду, их карманы были набиты жевательной резинкой и долларами, и они были искренне убеждены, что в обмен на нейлоновые колготки можно заполучить любую британскую женщину, как молодую, так и не очень.

Теперь Руби с нетерпением ждала субботних танцев. Там она словно попадала в другой, новый мир – знакомилась с парнями из таких экзотических мест, как Техас или Калифорния, парнями, жизнь которых напоминала кино: они работали на ранчо, водили «кадиллаки», играли в бейсбол, бывали в Рэйдио-сити [4] , в Голливуде, на Пятой авеню, на Ниагарском водопаде…

По крайней мере они так говорили. Руби верила лишь половине из того, что ей рассказывали, но после ужасов ежедневных бомбардировок и при отсутствии почти всех тех вещей, которые делали жизнь хоть сколько-нибудь приятной, искреннее добродушие и веселость американцев были для всех глотком прохладной воды в жаркий день.

4

Рэйдио-сити – самый большой кинотеатр в мире, расположенный в Нью-Йорке. (Прим.ред.)

Несколько раз Руби ходила с янки на свидание – но никогда более двух раз с одним и тем же парнем, ведь иначе она могла бы увлечься, и тогда ее, возможно, все же затащили бы в постель. Руби была убеждена, что именно это является главной целью всех этих парней. В ее встречах с «врагом», как называл американцев Чарльз, было нечто циничное – довольно часто Руби возвращалась домой, нагруженная апельсинами, сладостями, тушенкой и другими деликатесами, ставшими редкостью в Британии после начала войны. Несмотря на сомнительный источник всех этих сокровищ, Чарльз ел их так же охотно, как и все остальные.

Руби узнала, что Бет влюбилась, еще до того, как это узнала сама Бет. Они ходили на танцы в «Локарно». После того как закончился очередной фокстрот, Руби вернулась на их с Бет место под балконом – и обнаружила там подругу, держащуюся за руки с высоким чернокожим парнем в сержантских погонах.

– Руб, это Дэниел, – робко произнесла Бет.

Когда Руби присмотрелась к выражению ее лица – и лица Дэниела, – все стало ясно без слов.

Никто не удивился, когда спустя полгода Бет и Дэниел поженились. Венчание состоялось в той же церкви, в которой за пару лет до этого венчались Конни и Чарльз, но сама свадьба прошла совсем по-другому. На Бет было простое белое платье, которое она сшила сама, никаких подружек невесты не было. На церемонии присутствовали

лишь ближайшие друзья Бет, которых она считала своей семьей. Приема как такового не было – гости едва успели съесть по сэндвичу и выпить по бокалу вина, потому что Дэниел и его свидетель должны были вернуться на базу в Бартонвуде, где стояла их часть. Бет и Джейк продолжали жить в доме миссис Харт, но теперь Дэниел Лефарж приезжал к ним каждые выходные.

По профессии Дэниел был юристом – он боролся за права афроамериканцев в своем родном городе Литл-Рок, штат Арканзас. По его словам, он был одним из нескольких образованных чернокожих в штате.

– Там просто ужасно, – округлив глаза, рассказывала Бет Руби в ночь после свадьбы.

Все остальные уже отправились спать, а подруги допивали оставшееся вино.

– Нам нельзя заходить ни в бары, ни в рестораны, а в автобусах мы не имеем права садиться на места для белых. Нам даже приходится пользоваться разными уборными.

– Мы? – подняв бровь, переспросила Руби.

– Я имею в виду, чернокожие, – объяснила Бет. – У меня тоже темная кожа, разве ты не видишь?

– Ты же знаешь, мне абсолютно все равно, насколько у нас с тобой отличается оттенок кожи.

– Если бы у меня была такая же белая кожа, как у тебя, – сообщила Бет, – Дэниелу не дали бы разрешения на брак. Чернокожим солдатам не разрешается жениться на белых британских девушках. Это решение было принято сенатом США – там, наверху, решили, что, если они будут возвращаться домой с белыми женами, это может вызвать осложнения.

– Чушь! – подвела итог Руби.

– Может, для тебя это все и чушь, но не для американцев – особенно это касается родных для Дэниела южных штатов. Белые американцы не считают чернокожих за людей.

– Будешь ли ты счастлива в таком окружении?

Руби стало страшно за свою мягкосердечную, чувствительную подругу, которая, похоже, сама не осознавала всего ужаса, о котором говорила.

– Помнишь, как нас эвакуировали в Саутпорт? – продолжала Руби. – Тебя тогда очень расстроило то, как тебя приняли.

– С Дэниелом я буду счастлива где угодно, – заверила ее Бет. – И Джейк тоже – они с Дэниелом обожают друг друга.

6 июня 1944 года английские и американские войска высадились на побережье Франции. Часть, в которой служил Дэниел, была послана на штурм береговых укреплений в числе первых, и начиная с этого дня Бет жила в постоянном страхе. Письма от Дэниела приходили нечасто, обычно с задержкой в несколько дней. Теперь Бет почти не завтракала, лишь сидела у двери с чашкой чая в руках и ждала прихода женщины-почтальона. Если письма от Дэниела не было, Бет на несколько часов погружалась в уныние, и пару раз в месяц Руби ездила на фабрику «А. Е. Вадсворт Инжениринг», чтобы доставить подруге письмо, которое пришло уже после ее ухода из дому.

Настало очередное Рождество – уже шестое после начала войны. Все надеялись, что оно будет последним. Войска союзников медленно продвигались по Европе, и все указывало на то, что победа уже близка.

После Нового года Чарльз и Конни подыскали себе отдельное жилье – небольшой коттедж в Киркби, довольно недалеко от Брэмблиз, в котором когда-то жила Руби. Бет сообщили, что на фабрике ожидается сокращение и что она под него подпадает, а Мари Фергюсон собралась возвращаться домой.