На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества
Шрифт:
Уверен, многие читатели уже в этом убедились, но у некоторых еще остаются сомнения. Я могу их понять, потому что полной определенности не чувствую даже я. В этой неопределенности два аспекта. Первый – будничный; это неопределенность насчет будущего. Вдруг мы зря полагаем, что у человечества огромный потенциал? Второй аспект – моральный; это неопределенность характера наших этических обязательств[123]. Вдруг я заблуждаюсь насчет серьезности наших обязательств перед будущими поколениями?
Впрочем, чтобы сделать экзистенциальный риск глобальным приоритетом, определенности и не требуется, поскольку ставки неравны. Если мы станем вкладываться в защиту человечества, на самом деле не имея такой обязанности, то ошибемся и потратим
Даже если рассуждать о будущем в пессимистическом ключе и иметь отрицательные ожидания, полагая, что наши будущие взлеты более чем уравновешиваются возможными падениями, все равно найдется веское основание оберегать наш потенциал[125]. Начнем с того, что некоторые экзистенциальные катастрофы (например, вечный мировой тоталитаризм) при любом раскладе останутся неоспоримо ужасными, а потому заслуживающими нашего внимания. Но есть и более глубокая причина. При такой логике невероятную ценность приобретает получение информации о том, каким окажется наше будущее – благополучным или провальным. А поэтому лучше на всякий случай оберегать человечество, пока у нас не появится гораздо больше данных для ответа на этот важнейший вопрос[126].
Наши потомки будут лучше осведомлены не только о ценности будущего. Сегодня у нас по-прежнему не так уж много опыта. Мы еще не набили руку в решении таких сложных задач, как управление глобальной цивилизацией и всей планетой. Наша картина будущего затуманена нашим невежеством и искажена предвзятостью. Но если все пойдет хорошо, наши потомки будут гораздо мудрее нас. У них будет время гораздо лучше разобраться в положении человечества; они будут набираться сил и знаний у более справедливой, умелой и зрелой цивилизации; принимая решения, они, как правило, будут лучше понимать, что стоит на кону. В связи с этим сегодня – возможно, на самых ранних этапах истории – нам лучше не забывать о скромности, не торопиться с выбором и делать все возможное, чтобы наши потомки получили шанс, прозрев, принимать более взвешенные решения, чем мы сейчас[127].
Как мы пренебрегаем экзистенциальными рисками
Мир только начинает осознавать важность экзистенциального риска. Мы уже приступили к оценке самых значимых угроз и ищем способы их избежать, но добиться того, чтобы масштаб нашей деятельности соответствовал масштабу проблем, нам только предстоит. В контексте общего распределения глобальных ресурсов экзистенциальным риском прискорбно пренебрегают.
Рассмотрим возможность искусственной пандемии, входящую, как мы скоро увидим, в число самых серьезных рисков, с которыми сталкивается человечество. Годовой бюджет международного органа, ответственного за запрет биологического оружия (Конвенции о биологическом оружии), составляет всего 1,4 млн долларов, а это меньше бюджета среднего “Макдональдса”[128]. Все расходы на снижение экзистенциальных рисков, связанных с продвинутым искусственным интеллектом, ограничиваются десятками миллионов долларов, в то время как на развитие искусственного интеллекта выделяются миллиарды долларов[129]. Сложно точно измерить мировые расходы на снижение экзистенциального риска, но можно с уверенностью сказать, что человечество из года в год больше тратит на мороженое, чем на обеспечение того, чтобы разрабатываемые нами технологии нас не уничтожили[130].
В научных исследованиях ситуация примерно такая же. Подробно изучается риск небольших катастроф, но катастрофы, способные уничтожить долгосрочный потенциал человечества, остаются без внимания. В период с 1991 года было опубликовано лишь две климатические модели, показывающие эффекты полноценной ядерной войны
Почему же стратегические риски не получают должного внимания, хотя они реальны и настолько значимы? Почему ими систематически пренебрегают? Ответы можно найти в экономике, политике, психологии и истории экзистенциального риска.
Экономическая теория говорит нам, что рынки, страны и целые поколения будут недооценивать экзистенциальный риск. Хотя рынки прекрасно справляются с тем, чтобы поставлять самые разные виды товаров и услуг, некоторые виды систематически поставляются в недостаточном количестве. Рассмотрим чистый воздух. Когда качество воздуха повышается, выгоду получает не конкретный индивид, а все члены общества. Когда я получаю выгоду от более чистого воздуха, это не уменьшает выгоду, которую приобретаете в такой ситуации вы. Вещи, обладающие двумя такими характеристиками, называются общественными благами, и рынки плохо справляются с их поставкой[133]. Как правило, мы решаем эту проблему на местном или национальном уровне, вверяя правительству задачу финансировать или регулировать обеспечение общественных благ.
Защита от экзистенциального риска – это общественное благо: защита пойдет на пользу всем нам, а моя защита не идет во вред вашей. Таким образом, мы ожидаем, что рынок будет пренебрегать экзистенциальным риском. Хуже того, защита от экзистенциального риска – это глобальное общественное благо, и выгодоприобретатели разбросаны по всему миру. Это значит, что пренебрегать им будут даже государства.
Я пишу эту книгу в Великобритании. Эта страна с населением около 70 млн человек – одна из самых населенных в мире, но число ее жителей составляет менее 1 % текущего населения Земли. Решив в одиночку работать с экзистенциальным риском, Великобритания взвалит на себя все расходы на соответствующие меры, но получит лишь одну сотую долю выгод. Иными словами, даже если бы британское правительство было прекрасно информировано и действовало в интересах граждан, оно в 100 раз обесценивало бы работу по снижению экзистенциального риска. Подобным образом Россия обесценивала бы ее в 50 раз, США – в 20 раз, и даже Китай не смог бы не обесценить ее в 5 раз. Поскольку столь большая доля выгод перетекает другим странам, каждой из них хочется выехать на плечах остальных и часть работы, которая пошла бы на пользу всем нам, не делается вовсе.
Тот же эффект, который приводит к этому недостатку защиты, приводит к переизбытку риска. Поскольку лишь 1 % ущерба от экзистенциальной катастрофы приходится на граждан Великобритании, британское правительство заинтересовано в том, чтобы недооценивать минусы рискованных мер, снижая их в те же самые 100 раз. (Ситуация становится еще хуже, если у индивидов или небольших групп появляется возможность представлять экзистенциальные риски.)
Это значит, что управлять экзистенциальным риском лучше всего на глобальном уровне. Но в отсутствие эффективных институтов это чрезвычайно сложно, в связи с чем скорость реакции мира снижается, а опасность того, что выжидающие страны поставят под угрозу срыва весь процесс, повышается.
Даже если бы мы смогли преодолеть эти различия, заключить работающие договоры и согласовать меры для снижения экзистенциального риска, мы столкнулись бы с последней проблемой. Выгодоприобретатели рассеяны не только по миру, но и по поколениям; к ним относятся все люди, которые когда-либо будут жить на земле. Защита от экзистенциального риска – это межпоколенческое глобальное общественное благо. Таким образом, даже при слаженной работе всего мирового населения экзистенциальные риски будут обесцениваться во много раз, оставаясь, по сути, обделенными вниманием[134].