На краю совершенного мира
Шрифт:
– Неужели? – удивилась девушка. – Я отдавала вам совершенно целую книгу.
– Не думаете же вы, что мне вздумалось вырывать из неё листок? Ради какой цели, спросите?
– Решительно не понимаю. – Девушка взяла книгу в руки и внимательно пролистала. – Может, она выпала? Я ведь точно ничего не вырывала.
– Что же… не огорчайтесь. Не так уж велика потеря. Давайте вернёмся к проблемам настоящим. Что вас беспокоит?
Лисбет отложила книгу в сторону и напряглась.
– Ничего, я…
– Я заметил вашу хромоту. Вы и ранее передвигались немного нелепо, не в обиду
– В этом нет нужды. – Девушка почувствовала, как её бросило в жар. «Вот и я попалась. Что же делать?» Она крепко сжала вспотевшие ладошки. – На днях у меня кружилась голова. Наверное, это на погоду. Она нынче ветреная. А больше меня ничего не беспокоит. Кажется, дядя жаловался на боль в пояснице…
– Сейчас речь не о вашем дяде, я зайду к нему позже. И не пытайтесь обмануть меня. Ваша категоричность заставляет насторожиться. Вы что-то скрываете? Быть может, на ваших худеньких икрах написаны ответы на самые неразрешимые вопросы этого мира? Ваше лицо, как минимум, искажает тревога. А может, это страх?
– Не будьте жестоким, Вальтер. Ничего подобного.
– Взгляните на меня и признайтесь, что всё не так уж гладко.
Девушка подняла взгляд. Сердце её забилось быстрее, дыхание участилось. Страх всё нарастал, и Вальтер видел это. Лисбет ужасалась: его внимательный и пронзительный взгляд разбирал человека на части. Внутри всё сжалось, и даже голова пошла кругом. «Провалиться бы сейчас под землю, перестать существовать».
– Вы правы, – наконец согласилась она. – Я не здорова.
– Что именно вас беспокоит? Вы можете быть со мной откровенны, Лисбет, я желаю вам лишь лучшего.
– Боюсь, ваши желания мне не помогут. – Девушка приподняла подол своего платья, демонстрируя больную ногу. Распухшее колено было жуткого багрово-синего оттенка. Отёк от него распространялся и вниз и вверх. Лисбет поморщилась. Она старалась не шевелиться, но боль всё равно донимала её. Лицо Вальтера стало серьёзным. В глазах его отразились сначала смятение, затем крайнее удивление, а в итоге ужас. Он наклонился и осторожно коснулся опухоли рукой.
– Ай! – Лисбет вздрогнула и тут же устыдилась своей несдержанности. – Простите.
– Милочка, когда вы собирались обратиться за помощью?
– Я не собиралась.
– Но это же безумие. – Вальтер отстранился и присел в кресло напротив. – Я не понимаю… что вас останавливало?
– Страх.
– Вы хоть понимаете, чем это чревато? Эта инфекция… не представляю, где вы подхватили её, но что-то явно дало ей развитие, и теперь…
– Это долгая история. Мы в спешке покидали Юму, и тогда…
– Вы знаете, к чему это приводит?
– Да.
– У меня складывается иное впечатление. Долгая, мучительная смерть. Эта инфекция будет распространяться по телу, поражая его участки и лишая их жизнеспособности. Я удивлён, что вы до сих пор пытаетесь ходить уверенно. Не за горами тот день, когда вы не сможете подняться с кровати.
– Нет. – Страх начал доводить Лисбет до дрожи. – Я смогу.
– Самоуверенность – это хорошо, но не всегда уместно.
– И что же вы мне предлагаете?
– Вам
Этих слов Лисбет боялась больше всего на свете. Они, как гром среди ясного неба, поразили её в самое сердце, и тело окутал ужас, который может прийти в крайнюю минуту отчаяния. На глазах девушки навернулись слёзы. Она опустила подол.
– Нет! Не говорите так! Вы не посмеете…
Слезы хлынули по щекам, и Лисбет поспешно стала стирать их, считая, что плакать в чьём-либо присутствии достаточно позорно. Боль и страх давили на неё изнутри. Роковые слова эхом отзывались в голове.
– Я понимаю, как вам тяжело слышать это…
– Нет, вы не понимаете! Вы не способны меня понять! Не вас хотят лишить ноги!
– Но ведь это спасёт вашу жизнь! Подумайте, чем вы хотите пожертвовать! Ради чего?
– Я не хочу быть инвалидкой! Я буду никому не нужна, ничего не смогу, я… стану бесполезным растением. – Из груди девушки стали вырываться рыдания. Она схватилась за грудь, пытаясь успокоиться.
– Вы не станете растением, Лисбет. Многие люди живут…
– …Это не жизнь! На ней можно будет поставить жирный крест, а я не могу этого принять. Я хочу быть с вами, поехать в Юму и участвовать в пропаганде нашей свободы. Я хочу, чтобы мы жили лучше, чтобы народ… – Лисбет всхлипнула, выдерживая паузу. – Я не хочу быть обузой…
Вальтер протянул девушке чистый белый платочек. Она взяла и утёрла им нос.
– Тише, Лисбет… Вы слишком волнуетесь.
– Я не хочу лишаться ноги.
– Послушайте…
– Я наложу на себя руки.
– Лисбет…
Девушка высморкалась и, чувствуя, что не сможет остановить слезы, опустила голову.
– Не говорите моему дяде. Никому не говорите об этом. Дайте мне слово.
– Я лишь хочу помочь вам, пока не поздно. Вы сможете ходить с протезом и заниматься тем, к чему ляжет душа. Поедете в Юму, если хотите, только не отказывайтесь. Дальше будет хуже, поймите. Боль станет невыносимой, и передвигаться вы уже не сможете. Тогда и я буду не в силах помочь.
– Это будет не скоро. Я не могу дать согласие…
– Прошу, подумайте хорошенько. Я клянусь хранить врачебную тайну и никому не говорить об этом, но прошу вас, не губите свою жизнь. Вы ещё так молоды.
– Может, иногда лучше умереть молодым…
– Поверьте, когда вы долгие месяцы будете лежать в постели и каждый вдох будет сродни адской пытке, мнение в корне поменяется. Иногда неплохо умереть в бою, быстро и с честью. Но это не ваш случай.
Вальтер вздохнул. Кажется, напряжение и боль девушки передались ему какими-то особыми сигналами. Мужчине было жалко смотреть на то, как она, худенькая и хрупкая, заливается слезами от участи, что уготовала жизнь. Думая о недуге, он совершенно не подозревал, что всё настолько страшно и запущено. «А она ещё и усугубляет ситуацию. Страх мешает ей рассуждать».