На крестины в Палестины
Шрифт:
Выяснилось это очень быстро. Честно говоря, при виде людей, несущихся нам навстречу, у меня сложилось впечатление, что по крайней мере половина из них – родственники Попова. Настолько схожим голодным огнем горели у бегущих глаза… Да, чуть не забыл. Те, что неслись прямо на нас, были одеты примерно так же, как отряд ландскнехтов, недавно до смерти перепуганный нами у безымянной деревеньки. Те же кольчуги, те же шлемы, хотя и не у всех, те же щиты с мечами, но почему-то менее чем у половины. Они неслись прямо на нас и, судя по всему, совсем не видели, куда именно бегут.
– Да-а, маловато нас для оцепления, – сокрушился Жомов. – А их
Впрочем, ряды бегущих на нас ландскнехтов стремительно таяли. Арьергард крестоносцев догоняла конная толпа сарацин, валила на землю, а затем передавала каким-то людям в черных балахонах и белоснежных чалмах. Ни я, ни мои друзья поначалу не могли разобрать, что именно происходит на линии соединения сарацин и крестоносцев. Жомов со свойственной ему омоновской логикой выдвинул предположение, что тут работает обычный наряд местной милиции, обезвреживая и задерживая дебоширов, но наш гид-экскурсовод Абдулла ибн Сибгатулла и так далее доходчиво все разъяснил.
– О-о, горе на мою плохо бритую голову! – завопил он. – Как я смел обмануть надеждами своих высокомудрых господ, да пошлет Аллах им лишнюю бутылку пива с зарплаты! Не разбили еще Петра Пустынника войска правоверного Кылыч-Арслана. Именно в самый пыл битвы угодили мы, и нет нам теперь спасения, пусть сожрет иблис мои усохшие мозги и подавится.
– Чего-то я не понял, – недовольно проворчал омоновец, глядя из-под руки в сторону стремительно надвигавшейся волны воинов. – Если это, блин, битва, то где кровь, где отрубленные головы и где трупы, е-мое?!
– Нет, блин, отходы иблисовой пищи вам на голову! – тут же обиделся сарацин. – Мы что, по-вашему, дикари какие-нибудь? Что, вас у себя на родине не учили, что любую битву бескровно выиграть можно?
– Это как? – оторопел Ванюша. – И на хрена?
– Смотрите и увидите, – возвестил Абдулла. – Если, конечно, ваши глаза не в бакалейной лавке куплены, да благословит Аллах изделия народных промыслов!
Моим ментам, конечно, было все хорошо видно. Во-первых, потому что близорукостью никто не страдал. А во-вторых, они все-таки метра на два с лишним выше меня над землей находились. Я хотел было забраться к Сене в седло, но проклятая парнокопытная кляча так от меня шарахнулась, словно я не в качестве смотровой площадки ее собирался использовать, а по крайней мере яремную вену намеревался грызть. Что я ей, вампир дикий, что ли?
В общем, на коня мне забраться не удалось, и я на клячу за это жутко обиделся. Пусть Сене спасибо скажет, что я ей пластическую операцию на филейных частях не провел, а то убавилось бы у этой коняки объема в бедрах! После истошного крика моего хозяина я оставил его лошадь в покое, а поскольку мне просто не терпелось узнать, как именно ведут битву цивилизованные сарацины, то я помчался вперед, прямо в озверевшую толпу. И пусть теперь этот гад длинноносый орет-надрывается сколько хочет. Не слышу я его. Очень уж вокруг шумно.
Зрелище моим глазам предстало крайне любопытное. Сначала, когда я мчался сквозь быстро редеющие ряды воинства Петра Пустынника, ландскнехты на меня мало обращали внимания. Потом некоторые пытались остановить, говоря голосом камня на перекрестке: «Прямо не ходи, обрезанным будешь!» Я поначалу думал, что они мне купировкой ушей и хвоста грозят, наивные албанские коты, но, приблизившись к арьергарду, мгновенно понял, что именно они имели в виду.
Замыкая строй, прямо на меня несся здоровый и
– Оставь ты меня, ирод окаянный. Пост великий на дворе, а ты меня щекочешь. Грех ведь смеяться.
Сарацин, однако, на эти мольбы внимания не обращал и, запустив длинные пальцы рук под кольчугу крестоносца, продолжал там усиленно ковыряться, не уставая приговаривать:
– Скажи, неверный: «Аллах акбар!» Скажи, блин, и тогда перестану.
– Уйди, искуситель. Изыди, сатана! – вопил ландскнехт, а потом все же сдался: – Да подавись ты. Аллах акбар!
– Эй, благочестивый мулла Ильхад аль Саид, забирай новообращенного правоверного! – тут же прекратив щекотать поверженного крестоносца, завопил сарацин, обращаясь к человеку в черном балахоне. – Еще один новобранец в войско великого Кылыч-Арслана, да продлит Аллах ему налоговые льготы!
Вышеупомянутый мулла тут же поспешил к новоявленному мусульманину, плотоядно щелкая огромными ножницами, и я лишь сейчас понял, о чем именно меня предупреждали отступающие солдаты Петра Пустынника!.. Нет, я, конечно, ко всем религиям одинаково отношусь, но как только представил, что меня начнут обращать в мусульманство прямо тут, посреди степи, едва не взвыл. А уж когда сарацин, только что расправившийся с толстяком, пошел ко мне, усмехаясь во все тридцать два гнилых зуба и шевеля шелудивыми ручонками, тут я уже, извините, не сдержался и заорал в голос… Кстати, пусть этот сарацин спасибо скажет, что я человечину не люблю. А то непременно бы ему в глотку вцепился. Всех ведь предупреждал, что нельзя меня руками трогать!
Вот уж не знаю, что моим ментам от моего крика примерещилось – далеко я был, но в толпу ландскнехтов, преграждавших им дорогу, они врубились от души. Закованные в кольчуги пехотинцы летели в разные стороны, словно кегли в соответствующем заведении. А проскочив через отступавшие войска, разгорячившиеся сотрудники российской милиции с тем же успехом принялись дубасить сарацин, совершенно не обращая на меня внимания. Спасатели, блин, называются! Может быть, я тут при смерти уже лежу, а они знай себе тешатся, сарацин по степи гоняя.
Поборники Магомета поначалу не слишком много внимания нам уделили. Действительно, что могут сделать четыре человека с псом против целой орды?.. Оказалось, кое-что мы могем! Десятка три сарацин легко с лошадей повалили, а затем пламенный Ахтармерз нам на помощь подоспел. Воспарил, аки сокол (трехглавый, правда), и давай над толпой кружить. В этот раз без поучения дикарей праведному образу жизни. Просто из чистого желания созерцать.
Образованные крестоносцы сразу поняли, откуда сероводородом пахнет, и на землю попадали, а сарацин, несведущих во всяких европейских мифологиях, пришлось Горынычу немножко огнем подпалить. Тут-то они удивились и так припустили обратно, под защиту никейских стен, что мы даже сверкание их пяток увидеть не смогли.