На круги своя
Шрифт:
— Женщина, идите домой, и ищите там свою «большую сумму», — он вновь перешел на «вы», затем поднялся и вышел из своей каморки. Он готов был вытолкать меня силой. Не допускать же до этого! Но и отступать я не могла.
— Хорошо, я подойду к концу дня. Может, при подведении итогов у вас проявится лишняя «сотня».
— Конечно, подходите, — смилостивился Дан.
Дома я заново перерыла сумочку, перебрала каждую бумажку, каждую записку. Тщетно.
В уставшем, измученном сознании прокручивалась пленка сегодняшних событий, снова и снова возникали лица кассиров обменного пункта. Я подумала, что первая «полсотенная» купюра была фальшивой. На ней, видимо, «прокололся» Славик, с кем не бывает. И
Я представила, как подбирается Славик к Дану, чтобы разделить добычу пополам и покрыть убыток, случившийся из-за покупки фальшивой банкноты, с каким напором доказывает, что, если бы он не стал меня отвлекать своими перемещениями, то я бы не забыла деньги на столе. Выходит, он и себя выручил, покрывая убытки, и Дану дал возможность поиметь лишних пятьдесят долларов. Да, теперь они будут держаться дружно.
И все же под вечер я снова пошла к ним. Теперь там сидело еще трое мордастых парней, которых я раньше не видела. У меня хватило мужества поздороваться с ними.
— Я пришла, как мы договаривались, — обратилась к кассирам.
— Не «мы договаривались», а вы договаривались, — поправили меня.
— Неважно, пусть будет так. И все же, есть для меня новости?
Мне навстречу поднялся один из троих мордоворотов.
— Это та тетя, которая целый день терроризирует вас? — глядя на меня, обратился к кассирам.
Присутствующие переглянулись: Дан зло полоснул меня боковым зрением, коротко кивнул и сдвинул плечом; Славик, мазнув по «коллегам» взглядом, распахнуто уставился на меня. Как чует зверь, попавший в западню, где-то существующую спасительную щель, так и я почувствовала в Славике сопереживание, сопоиск приемлемого выхода из положения. Надвинувшиеся, уничтожающие меня глаза остальных парней стали не так страшны.
— Матушка, сегодня никто никому ничего не возвращает. Запомни! И не обижай людей, — произнес один из троих мордастых, четко расставляя логические ударения.
— Возвращают, — отважно пролепетала я. — Можно за вознаграждение. Если уж вы решили исправлять людские недостатки, то за рассеянность меня достаточно наказать половиной потерянной суммы, а вам будет достаточно второй половины. Вознаграждение за бдительность, — уточнила я. — Вот это и было бы в духе дня.
Однако я уже понимала бесполезность дальнейших переговоров. Мордастые начали меня окружать, играя под «кожанками» натренированными мышцами. Славик все смотрел, и под его взглядом я неторопливо положила пустой кошелек на стол.
— Да, для вас это не приобретение. Вы просто куражитесь от избытка наглости. Но вам это отольется, попомните мое слово.
Я повернулась и пошла к выходу. Меня настиг звук коротких реплик, которыми перекинулись мои обидчики, и которые я разобрать не смогла, а затем голос Славика, обращенный ко мне:
— Женщина, вы забыли кошелек.
Я намеренно ускорила шаг и вышла на улицу, ибо только так могла выманить Славика, который уже был со мною и за меня — бессознательно, инстинктивно, по здоровой природе чудом сохранившегося в нем инстинкта защищать слабого. Принимая из его рук пустой кошелек, спросила:
— «Пятидесятка» была фальшивая?
— Нет, — удивленно ответил он. — С чего вы взяли?
—
— Просто хотелось спихнуть очень потертую банкноту, — и он протянул мне все ту же «пятидесятку».
— Возьмите, это моя «доля» от вашей «сотки». Он дал мне именно эту потертую банкноту. Воспитывает, понимаете? Потому что я купил ее у одного древнего дедули, пожалел старика.
— Спасибо, — голос мой дрожал. — Все же это лучше, чем ничего. Идите, дружок, не навлекайте на себя новые неприятности.
Надо же, — подумала я. Мы действовали словно заговорщики: я намеренно забыла кошелек, а он воспользовался этим, чтобы незаметно вернуть часть моих денег. Уже в спину уходящему парню добавила, с удивлением для себя, которое потом долго вспоминала:
— Помните, судьба всегда будет милостива к вам.
Не среагировав на мои слова, лишь коротко скользнув по мне взглядом, он прошмыгнул, зябко ссутулившись, назад в помещение.
6. Знамение
Ночью мне спалось сладко и спокойно, однако, снились странные, пророческие сны. Пережитое потрясение переплеталось с верой в возмездие, тупая боль в сердце перемежалась минутами покоя, и тепло, словно морем укутывающее мою бренную оболочку, сменялось волнами озноба накатывающей признательности. И сны были точно также сотканы из образов мести и благодарности, проклятия и благословения. Сны, забываясь и тут же — во сне — вспоминаясь, повторяли тот же круговорот реального и мистического, уже случившегося и лишь грезившегося, оставляя убеждение в своем глубоком значении для грядущего. Совсем под утро возникло почти реальное видение юноши, взявшегося ниоткуда и стоявшего ни на чем, от которого исходил во все стороны какой-то целебный свет. Он спросил:
— Видишь свет?
— Да, — ответила я.
— Это свет истины, и я им поделюсь с тобою.
— Зачем? — я боялась принимать, хотя бы и в подарок, такую драгоценность.
— Чтобы ты поделилась с другими.
— Но свет не живет сам по себе, он связан с тобой. Без тебя его снова не станет.
Видение исчезло, и только голос еще звучал, удаляясь:
— Воистину есмь и пребывать буду. Аминь. А ты прокляни каждого, кто творит зло; прости завистников и недоброжелателей; защити невинных; попроси милости и добра для любящих; покайся в грехах своих-их-х…
Я проснулась, недоуменно озираясь. Куда ушел этот юноша, с которым мне было так спокойно и уверенно? Почему растаял голос, донесший до меня странные речи, давший наказ, а как его исполнить не сказал? Вопросы, забурлившие верой в возможность получить на них ответы, застряли в горле. Из моих уст, казалось, приготовившихся к дальнейшему разговору, вырывалось только учащенное дыхание. А сердце снова сжалось в комочек от реальности, возникшей, прорезавшейся из сна в явь. До слуха донесся перезвон колоколов. Начинался новый день обременительной жизни, новый мученический круг. Ярко, как и во всю зиму, светило солнце. Проснулись сосульки и оглашали окрестности веселой капелью. Автомобили шуршали шинами по мокрому асфальту, и тяжело вздыхая, грузно оседали огромные, толстые, пропитанные водой сугробы.
Благовест звучал настойчивее и чем-то приятным привлекал внимание, возможно, собор обзавелся новым звонарем.
Прибравшись, не спеша и привычно, позавтракав не сухариками, как всегда, а бутербродом с салями, выпив кофе, я потопала в сквер на прогулку.
К собору стекался народ. Преобладали пожилые женщины и молодые мужчины — они выделялись истовостью, изображенной на лицах. Была молодежь, дети. Раньше я не присматривалась к жизни собора и теперь удивилась тому, что в нее вовлечено столько людей. Повинуясь непонятному, неосознанному импульсу, я поплелась за другими к входу в храм.