На крыше храма яблоня цветет (сборник)

Иженякова Ольга Петровна

Еще немного, и она либо повалит меня наземь, либо оторвет лепесток. Нужно решаться. Я со всей силы, рискуя своей цветочной жизнью, быстро закрываю лепестки и сжимаюсь. Капля внезапно стекает в сердцевину и прохладной утренней росой освежает сухое ядро.

– Ну хорошо. Ну вот и чудесно, вот и славно, принцесса вернулась в мир. Пришла, снова пришла принцесса к нам, – слышу голос над головой.

Открываю глаза, а это Гриша меня обливает водой, улыбается наполовину беззубым ртом и говорит:

– Знаешь, я так испугался за тебя. Ты вся резко посинела и, что особенно плохо, не реагировала даже на нашатырный спирт. Что творится с тобой? Боже, как я рад, что все

закончилось. Все позади. Уже. Теперь ты стала выше, намного…

Я вопросительно посмотрела на Гришу. Он как бы между делом, принимаясь за стружку ложки, уточнил:

– Ты, дорогая принцесса, стала духовно выше.

Я улыбнулась. Боль так же внезапно ушла, как и появилась. Стало легко. Я ощутила почти невесомость. Захотелось петь и смеяться. Еще через пару минут начало казаться, что приступа и в помине не было, а если и было что-то похожее, то это нужно было затем, чтобы отобрать у меня всю тяжесть жизни. И теперь я, как в далеком детстве, легко соскочила, показала Грише язык и перепрыгнула на одной ноге через стул.

А дома уже ждал Лука. Он первый раз в жизни самостоятельно пожарил яичницу и вполне законно рассчитывал на сказку. Я поцеловала сына и начала придумывать:

– Среди совершенно безлюдных скал от улыбок Солнца родился теплый северный ветер. Это может показаться весьма странным, что солнечные лучи могли создать что-то северное, которое многие принимают за холодное. Но это не всегда правильно. Нужно думать иначе, север – потому что на севере. А на севере тоже бывает тепло и иногда даже цветут цветы.

Так вот именно там и родился ветер, он продувал огромное пространство и был счастлив.

Счастлив от того, что нужен всем. Высоким диким скалам, густым лесам, прозрачным рекам, огромным морям, почти бездонным океанам, всем зверям.

А главное – людям.

О, он очень любил людей! Особенно малышей. Он быстро по-матерински сушил их слезы, выметал из глаз соринки, осторожно обдувал от всякой пыли игрушки, а шалунам иногда к тому же щекотал пятки. Но однажды один смышленый мальчик задал ему вопрос: почему люди так боятся холода и при этом, когда дует северный ветер, говорят, раз ветер с севера – значит, будет тепло? Ветер всерьез задумался над этим. Как бы объяснить все так, чтобы малыш понял все и сразу, он даже спросил совета у белого, искрящегося снега, потом у яркого северного сияния и вскоре все вместе нашли-таки ответ, который ветер тут же на своих прозрачных крыльях отнес любопытному мальчику, он сказал:

– Только там, где вечная мерзлота, освещенная Полярной звездой, где у снега все оттенки радуги, где моря и реки закутаны в надежные, ледяные шубы, рождается вечное – любовь и дружба. А потом я их добрые семена разношу по свету, люди меня ждут и верят, что от моего дыхания им станет жить лучше, теплее. Потому я всегда бываю теплым.

– О, какая у тебя прекрасная тайна! – уважительно сказал мальчик. – Теперь и я от всей души полюбил тебя и буду всегда ждать…

– Хорошо, – сказал ветер и, немного потеребив мальчику волосы, улетел к своим безлюдным скалам, которым то и дело улыбается Солнце. А мальчик, как и обещал, каждый раз ждет его с нетерпением…

* * *

На следующий день на работе случился аврал. Ответственный секретарь сломал ногу, а простудная инфекция вывела из строя корректоршу. «Спасти положение» предложили мне, подразумевая поработать за двоих. Я, как обычно, согласилась, даже не поинтересовавшись прибавкой к зарплате, смутно предугадывая о грузе ответственности, который добровольно взвалила на себя. И уже к вечеру понуро сидела в корректорской и

красной пастой черкала тексты, пытаясь вникнуть в смысл напечатанного. А напрягаться было от чего. Текст заголовка гласил: «Мэр со своим урководством присутствовали на открытии новой больницы». Меняю буквы «р» и «у» местами, заношу правку в компьютер и… смеюсь, хохочу от души. В это время раздается звонок, снимаю трубку и слышу: «Примите факс от пресс-службы городской администрации». Нажимаю кнопку, к моим ногам падает пресс-релиз, жирным шрифтом выведено ад и обычным министрация. Мелькает в голове, что-то неясное творится у городского руководства. Но проанализировать мысль не успеваю, звонок пресс-секретаря. «Пожалуйста, поставьте статью внештатного автора об открытии больницы». Но уже есть заметка! Есть! Мои аргументы чиновника не убеждают, он ссылается на «особые отношения» с руководством газеты, и падает на рабочую электронку статья внештатника. Читаю фамилию и впадаю в уныние. Автор мне хорошо знаком. Прикормленный властями поэт. Когда-то он прославился стихами:

Есть в Сибири ягода-морошка,Пушкин, умирая, съел немножко.

Открываю текст, а там слово «администрация» без буквы «т». Ну уж нет – решаю я. Это знак свыше. И летит, летит ценитель морошки в корзину. А мне сыплются предложения от милиции, спасателей, работников культуры, загсов, нефтяников, дипломатов, колдунов, пекарей, дорожников, экологов, парикмахеров, врачей… написанные как под копирку: «Просим прислать корреспондента на освещение данного мероприятия». В штате три корреспондента. Как быть?

Думать нет времени. Снова звонок. «Пожалуйста, соедините меня с главным по газете». Здороваюсь. И слышу:

– Сейчас я нахожусь в больнице, через сорок минут мне предстоит тяжелая операция на сердце. Возможно, не выживу. Последнее мое желание, которое вы в силах исполнить, чтобы вернуть меня к жизни, – это опубликовать мои мысли. Утром, как только я приду в себя после наркоза, увижу передовицу со своими стихами, у меня сразу, я вас уверяю, нормализуется давление, и я пойду на поправку. Такое уже было в восемьдесят девятом в Харькове…

Кровь подступает к вискам. Начинаю лихорадочно соображать: как быть? Отказать, значит умертвить. Согласиться? Но если человек так себя ведет, то высока вероятность того, что стихи, как и те, что про морошку. Вспоминаю недавнее интервью с главным городским кардиологом. Хороший человек, посвятивший жизнь изучению сердца. В свободное время пишет картины и так талантливо… Мог бы стать хорошим художником, но выбрал другой путь. Говорил – врач соработник Бога. Евангельские истины гармонично вписались в его жизнь. Мы с ним проговорили пять часов подряд. Немного грущу, окунаюсь в атмосферу приятного общения. Ах да! Он сказал, плановые операции на сердце у нас всегда делают в утренние часы. Без исключения. Каменею. Перебивая, спрашиваю собеседницу, а операция плановая?

– Да, – отвечает она, не задумавшись.

– Значит, вы меня, уважаемая, обманываете, – выношу тяжелый вердикт, – потому что сейчас вечер…

Наш разговор подслушал водитель, забежавший в корректорскую за чайником.

– Это была Людмила Павловна Налобова? – спросил как бы между прочим.

– Да, а откуда вы знаете? – удивляюсь.

– Ее все знают, редкий человек. Бравирует своим заболеванием и со всех высасывает соки.

– Что-о?

– Зять ушел, дочка дважды травилась. Внуки постоянно убегают из дома. Она достала уже все редакции просьбами. И все инстанции жалобами.