На Лене-реке
Шрифт:
— Я был прав, когда упрекнул тебя. Начинается с мещанского неудержимого стремления к уюту и кончается циничным противопоставлением своих узколичных интересов интересам общественным. Труды Софьи Ивановны не пропали даром.
Людмила резко повернулась к нему.
— Тебе мало, что ты оскорбил меня! Ты забыл, что Софья Ивановна заменила мне мать. Как тебе не стыдно! Я думала, ты любишь меня. Я тебе все отдала, всем для тебя пожертвовала… Я не могла неделю прожить без концерта в консерватории и поехала за
— Твоя забота оскорбляет меня, пойми это!
— Оскорбляет? — прошептала Людмила, и в ее широко раскрытых темных глазах заблестели слезы. — Ну, Андрей…
Она заплакала, опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Весь гнев Андрея сразу прошел. Он растерянно смотрел на вздрагивающие плечи Людмилы, испытывая искреннее желание успокоить ее, и не знал, как сделать это, что ей сказать.
— Андрюша! — укоризненно произнесла Клавдия Васильевна.
Он оглянулся. Мать стояла в дверях спальни. Видимо, она находилась тут давно и все слышала.
— Иди, я собрала тебе позавтракать, — сказала Клавдия Васильевна, и Андрей понял, что мать хочет поговорить с Людмилой, успокоить ее и что ей легче будет сделать это без него.
Андрей осторожно прошел в переднюю, надел халат и побрел на завод в глубоком раздумье.
«Почему она не поняла меня? Видимо, я сам в чем-то виноват. Но в чем?»
Анна Королева, крупная широколицая женщина лет тридцати, в белом платочке, повязанном, как носят старухи, узелком на лбу, закончила выстилку кож на козлы.
— Готово, Вася! — крикнула она Парамонову.
Василий снял ногу с педали и оглянулся. Анна стояла около козел, подперев бока полными, голыми по локоть руками. Белые кончики платка торчали в разные стороны, как маленькие рожки, придавая ее смуглому широкому лицу добродушное и одновременно важное выражение.
— Готово, — повторила она.
Василий выключил рубильник и подошел к ней. На двух массивных четырехногих козлинах висели аккуратно выстланные голубовато-зеленые кожи.
Парамонов приподнял верхнюю и внимательно ощупал хребтовую часть. Она была плотной и вместе с тем эластичной. «Товар хорошо подготовлен», — подумал он.
— Ну, Василий, — Анна с размаху хлопнула рукой по гладкой, чуть-чуть влажной коже, — смотри не подкачай. Все за тебя болеем. Оправдай доверие. Начинать будешь?
— Надо Андрея Николаевича подождать. Обещал прийти.
— Я схожу за ним.
Анна крупным, мужским шагом направилась к двери, но Андрей в сопровождении Чебутыркина уже входил в цех.
— Вы сегодня вроде именинника. Все на вас смотрим, — обратился Андрей к Парамонову.
Василий смущенно улыбнулся.
— Начинайте, — сказал Перов.
Парамонов включил рубильник, подошел
Любопытство этой семейки обозлило Василия. Резко повернувшись к машине, он поставил ногу на педаль. Его локтя коснулась чья-то рука.
— Спокойнее, Василий Михайлович, — тихо сказал ему Андрей, — не волнуйтесь и не горячитесь.
Парамонов понимающе кивнул в ответ. Строгал он очень осторожно и не торопясь.
— Прими работу, Прокопий Захарыч, — Василий подал Чебутыркину выстроганную кожу.
Мастер тщательно осмотрел ее.
— Выстрогано чисто, — заключил он.
Андрей, улыбаясь, посмотрел на Василия и кивнул ему, разрешая продолжать работу. Но Василий стоял неподвижно около машины. Лицо его стало озабоченным.
— Что такое, Василий Михайлович? — спросил Андрей.
— Товар очень скользкий. Так и рвет из рук. Трудно строгать, — ответил Василий.
Андрей поднялся на площадку машины.
— Дайте-ка я попробую. — Принимая от Анны Королевой кожу, Андрей заметил изумление на лице Чебутыркина.
Действительно, строгать было очень трудно. При первом нажиме на педаль ножи едва не вырвали кожу из рук Андрея. Напрягая мускулы до предела, Андрей дострогал кожу и, отдав ее Чебутыркину, почувствовал, как у него заныли руки.
— Придется повременить со строжкой, — обратился он к Парамонову, — займитесь пока дубленым товаром, а тем временем что-нибудь придумаем. «Надо увеличить трение, чтобы не скользило, — думал Андрей. — Но как?»
Двое рабочих на широкой трехколесной вагонетке провезли мимо кучу сухих крашеных кож, покрытых приставшими к ним мелкими опилками.
«Из отволожки, — отметил Андрей, и тут же его осенила мысль: — Опилки… Вот решение вопроса».
— Прокопий Захарович! Распорядитесь пересыпать товар сухими опилками. Строгать его будем после обеденного перерыва.
В конце смены Парамонов закончил строжку опытного передела.
Андрей взял из его рук последнюю выстроганную кожу, и по его довольному виду Василий понял, что опыт закончился успешно.
Василий снял фартук, отряхнул его от приставших опилок, повесил на гвоздь, вбитый в стену рядом с рубильником, и подошел к Перову.
— Поздравляю, Василий Михайлович, строжка в голье удалась, — сказал Андрей, пожимая руку Парамонову. — Вот и довели до конца ваше предложение.
— Не мое, а наше, Андрей Николаевич, — ответил Василий и весело посмотрел на начальника цеха.
Глава шестая