На Лене-реке
Шрифт:
— Оставь меня, Андрей, — ответила Людмила сквозь слезы.
В дверь постучали. Вошла рассыльная из заводоуправления.
— Андрей Николаевич, там из города приехал кто-то. Вас просят прийти.
Андрей, не слушая матери, упрашивавшей его доесть суп, оделся и вышел.
Людмила долго лежала на постели ничком, уткнувшись заплаканным лицом в подушку.
— Именно этого и следовало ожидать, — прошептала она. — Разве не предостерегала меня тетя Соня?
Людмила вспомнила, как не понравился Андрей ее тетке, когда она в первый раз пригласила его к себе.
Причин
Будь теткина воля, знакомство Людмилы с Андреем на этом бы и закончилось. Но главой семьи после смерти матери Людмилы был отчим Никодим Дмитриевич, профессор технологического института. Профессору Андрей пришелся по душе. Вскоре Людмила объявила о своем решении выйти замуж за Андрея.
— За этого молодого человека с плохими манерами? — изумилась тетка. — Я поражаюсь твоему выбору. При твоей красоте и воспитанности разве он тебе пара? Сколько к Никодиму Дмитриевичу интеллигентных молодых людей приходит, все в восхищении от тебя… И что ты в нем нашла?..
В то время доводы тетки не произвели впечатления на Людмилу, теперь она начинала раскаиваться в этом.
«Нелепый человек, — все более раздражаясь, думала она. — Вместо того чтобы остаться в институте в Москве, — Никодим Дмитрич обещал устроить это, — пошел на завод, а потом потащился сюда… И здесь еще вот эта история… Теперь я вижу, что тетя была права».
Глава седьмая
Гармонист изрядно захмелел. Спутанные русые волосы рассыпались и свисали на глаза, мешая ему наблюдать за танцующими. Временами он отрывал правую руку от ладов и отбрасывал волосы со лба. Тогда мелодия прерывалась, и только перебор басов удерживал размеренный ритм вальса.
Вечеринка у Клавы Митрошкиной была в полном разгаре. В просторной комнате, задевая о сдвинутые к стене столы, кружилось несколько пар. В углу у окна, притиснутый столом к комоду, сидел худой, нескладно длинный парень и, дирижируя вилкой, на конце которой сиротливо поник ломтик колбасы, неотрывно следил за Клавой, танцевавшей с коренастым летчиком.
За этой же парой пристально следили из другого конца комнаты. Там на диване, откинувшись на мягкую спинку, развалился Мишка Седельников. Его красивое лицо побледнело, по-хмельному блестели широко раскрытые глаза. Около него, вжавшись в угол дивана, сидела Надя. Ей было не по себе.
Мишка долго уговаривал ее пойти на вечеринку, и она согласилась, только взяв с него слово, что они пробудут там очень недолго. И теперь Надя напомнила ему об этом.
Но Мишке совсем не хотелось уходить. Вызывающая красота Клавы волновала его. У Клавы была высокая грудь и полные красивые ноги, поэтому она носила короткие, обтягивающие фигуру платья. Мишка жадными глазами смотрел на нее. Тонкие ноздри его короткого прямого носа раздувались и вздрагивали. Кружась в
— Миша! Что с тобой? — воскликнула девушка, отстраняясь от него.
Он посмотрел на нее мутным, непонимающим взглядом.
— Пойдем, Миша. Проводи меня, — настойчиво попросила Надя. — Ведь ты же обещал мне, что мы уйдем, как только я захочу.
«Обиделась. Наверно, заметила», — обеспокоенно подумал Мишка.
Но уходить ему все же не хотелось. И Мишка, осторожно взяв Надю за руку, заглянул ей в глаза и, просительно улыбаясь, сказал:
— Ну, еще немного побудем, Наденька. Ведь мы еще с тобой и не потанцевали.
«Тебе некогда было. Наглядеться не мог», — чуть не вырвалось у Нади, но она сдержалась, почувствовав, как обидно для нее было бы показать ему, что она заметила, и… все же осталась.
— Нет, нет, — возразила она, — уже поздно, еще проспишь потом на работу, Андрей Николаевич этого никогда не прощает.
Упоминание о Перове всегда раздражало Мишку. А сейчас, когда он был разгорячен вином, тем более. Он усмехнулся и пренебрежительно процедил сквозь зубы:
— Был Андрей Николаевич, да весь вышел. Скоро загремит, только пятки сбрякают.
Надя не могла не заметить, с каким злобным торжеством произнес Мишка эти слова.
— Почему ты так говоришь, Миша? — настороженно спросила она.
— Почему? — прищурился Мишка. — А сто двадцать восьмую партию кто угробил? За такие штуки по головке не погладят.
— Миша! Ну как ты можешь так говорить? — взволнованно запротестовала Надя. — При чем тут Андрей Николаевич? Как он может быть тут виноват?
— Нет уж, будет виноват. Будет! — повторил Мишка. — Тут все так сделано, что не отвертится.
— Как сделано? Кем? — задыхаясь от волнения, спросила Надя.
Мишка осекся, но тут же, овладев собой, усмехнулся.
— А это уж надо его спросить. Да это не наша печаль. Кому положено, спросят.
— Неправда, все это неправда! — почти выкрикнула Надя. У нее задрожали губы. — Никто в нашем цехе этому не поверит. Никто не посмеет обвинить Андрея Николаевича.
Мишка усмехнулся и пожал плечами.
— Ты о чем это, Надюша? — спросила подошедшая сзади Клава. Она обняла Надю за плечи и потерлась щекой о ее золотистые кудряшки.
— За начальника своего заступается, — ответил Мишка.
— Что это за начальник?
— Наш начальник цеха, Андрей Николаевич, — пояснила Надя.
— А, Андрей Николаевич, — протянула Клава, — он ничего, славненький, только уж очень гордый. И смотреть ни на кого не хочет. Да и то, — Клава повела плечами, — где уж нам против его Людмилы! Ну, бог с ними, пойдемте, чаем вас угощу.
И, не слушая возражений Нади, повела ее под руку в соседнюю комнату.
— Не люблю я эти кляузы разводить, — сказал Максим Иванович и поморщился. На его крупном, слегка обрюзгшем лице отразилось недовольство.