На Лене-реке

Таурин Франц Николаевич

Но Федя уже вскочил, побежал к воде и через минуту возвратился. В одной руке он держал кукан, на котором трепетало около десятка крупных ельцов и окуней, в другой была судорожно извивающаяся щука.

— Молодец, сынок, на ушицу добыл, — похвалил Сычев сияющего Федю.

Над приготовлением ухи трудились все. Андрей чистил рыбу, Федор Иванович устраивал таган, Федя собирал хворост для костра, а Гриша, сидя на корточках у воды, отчищал песком закопченное ведерко.

— Главное — не переварить рыбу, — поучительно заметил Федор Иванович, заглядывая в кипящее

ведерко. — Как глаз рыбий побелеет, уха готова.

Покрошив в уху сочного зеленого луку, Андрей снял ведерко с тагана. Все пристроились около разостланного на траве плаща. Вкусный запах ухи распространился в воздухе, вызывая аппетит.

— Вот это уха! — восхищался Андрей. — Из свежей рыбки, на костре сварена, да на свежем воздухе!

— Да опосля святой водички, — добавил Федор Иванович, доставая из своей объемистой сумки пузатую бутылочку с нарезной пробкой.

— Эге! — обрадовался Андрей. — Вот кто у нас самый догадливый.

— Видишь ты, — как бы оправдываясь, отозвался Федор Иванович, — нельзя в дорогу, да еще на воду, без запасу. Вдруг что случится.

— Разве уже что случилось? — невинно спросил Андрей, покосившись на бутылочку.

— А как же! Вот уха случилась, — серьезно ответил Федор Иванович.

Все расхохотались.

После ухи и чаепития Сычев и Андрей долго разговаривали у костра.

Федор Иванович рассказывал внимательно слушавшему Андрею о своей жизни, о неприветливом сиротском детстве, о том, как мальчишкой гнул спину в непосильной работе у деревенских богатеев.

— Вам, молодым, не довелось хватить того лиха, — говорил Федор Иванович. — Вы только из книжек да по рассказам про то знаете. А как словами все про ту жизнь рассказать… Теперь вот даже удивительно, как терпели люди такую жизнь.

Федор Иванович приподнялся и подбросил в огонь несколько хворостин.

— А сколько же людей на земле и теперь живут этой постылой жизнью! — задумчиво сказал Андрей.

— Да, живут, — отозвался Федор Иванович, усаживаясь на прежнее место. — Вот и на нас фашисты войной пошли. Хотят нас опять к той же старой жизни вернуть. Ну, не дураки ли, скажи на милость, а? Чтобы нашему народу Советскую власть забыть, а? Свою, народную! Нет, право слово, дураки!

Федор Иванович сердито сплюнул.

— Вот теперь немец на нашей земле лютует, — продолжал он. — А ведь страха-то нет в народе! Третьего дня на соседском огороде, от меня через плетень, две старухи расспорились про войну, значит. Послушал я и даже загордился. О чем спорят? Когда к какому сроку наши немцев начисто разобьют. Вот о чем спор! А что разобьют — в том спору нет. Это каждому ясно.

3

Над затихшей широкой рекой притаилась белая ночь. Яркие дневные краски померкли, посерела листва на деревьях, расплылись контуры рассеянных по реке островов.

Бледная, потухающая на севере заря, не успев погаснуть, разгорается вновь, медленно передвигаясь к востоку.

И, не пуская тьму ночную На

золотые небеса, Одна заря сменить другую Спешит… —

тихо шепчет Андрей.

Он стоит на высоком обрывистом берегу, любуясь светлой безлунной ночью.

Он пробует запеть, по в этой осторожной тишине голос звучит резко, и песня обрывается на полуслове.

«Вот они какие, белые ночи, — думает он. — Вот он каков, Крайний Север!»

С трудом верится, что всего три-четыре месяца назад здесь лютовала жестокая шестидесятиградусная стужа и леденящий ветер раскачивал оголенные вершины высоких деревьев, — так полны жизни сейчас эти цветущие острова…

Короткая ночь прошла. Белесое небо заголубело, и начавшая разгораться заря растворилась в его голубизне. Резче обозначилась зубчатая кромка горной гряды на горизонте. На узенькой каемке облаков, повисшей над ней, появился нежный розовый отблеск. Темно-сизая поверхность воды посинела. В улове под обрывистым берегом заиграла вышедшая на утреннюю жировку рыба. Послышались первые птичьи голоса.

«Почему ее нет здесь, со мной? — подумал Андрей. — Сейчас бы я все ей сказал».

И тут же вспомнил ее тихий шепот: «Кто-нибудь» еще впереди».

«Да, у нее все впереди. Что я для нее… Разве такого она ждет…»

— Ты пустой мечтатель, Андрюша, — вслух произнес он и, как-то виновато улыбнувшись, махнул рукой, резко повернулся и быстро зашагал в глубь острова к месту стоянки катера.

Глава восемнадцатая

1

Шофер, высунувшись из кабины и отчаянно сигналя, осторожно задним ходом подводил нагруженную машину ближе к берегу. Тесная площадка заводского причала заполнена людьми. Рабочие, ожидая посадки, сидели на котомках и узлах. Школьники толпились группами, оживленно разговаривая.

У самой кромки берега стояло несколько подвод, поклажу с которых перетаскивали на две длинные, приземистые, осмоленные снаружи шаланды, уткнувшиеся в берег тупыми носами. Рядом с ними колыхался на легкой волне голубой катер.

Мальчишки купались. С веселыми криками и смехом они прыгали с палубы катера в воду, спускались по течению, вылезали на берег и снова забирались на катер для очередного прыжка.

Луговой, Сычев и Ольга следили за погрузкой палаток, инструментов и продуктов.

Заметив появившегося на причале Андрея, Ольга подошла к нему.

— Андрей Николаевич, мне думается, нужно сразу разбить два лагеря, на обоих берегах залива.

— Чем же это лучше? — спросил Андрей.

— А вот послушайте. Организуем два лагеря — один для школьников, другой для взрослых рабочих. Расширится фронт работ, будет удобнее соблюдать распорядок дня, установленный для учащихся школами, не нужно будет в разгар работ, отработав массив на одной стороне, переносить лагерь на другой берег; и, наконец, так удобнее организовать соревнование.