На Масленой неделе, в воскресенье
Шрифт:
– Не стану спорить…
– Ну, будет, – прервал его Вальтер. – Так да или нет?
– Я могу лишь повторить то, что говорила раньше. У меня нет дара ясновидения. Но я не могу доказать этого, не продемонстрировав его отстутствие.
– Иными словами, вы не отказываетесь? – спросил Сегирт.
– Я хочу побыстрее покончить со всем этим.
– Постойте, постойте! – воскликнул Вальтер. – А какое будет ручательство, что она нас не выдаст?
– А ручательством, и, одновременно, ценой моих действий, очевидно, будет моя жизнь. Где я живу, вам всякий скажет, и достать
– Что значит «но» ? – впервые в голосе Гарена Сегирта послышалось какое-то подозрение.
– Я предполагаю, что ничего не выйдет. Но – на всякий случай я прошу вас как можно точнее сформулировать, что вы хотите от меня услышать. Подумайте о том, пока мастер Присциан совершит свои приготовления.
– Предложение, не лишенное смысла, – пробормотал Орнат.
– Это просто, – сказал Вальтер. – Нам нужно знать, что случится с Лауданской провинцией через год.
– Нет! – Сегирт слегка поднял руку. – Через год – пождалуй, преждевременно. Через три года.
– Думаю, так будет лучше, – согласился Орнат.
Мать Изернарда изьявила согласие.
– Сестра Тринита, тебе известно, что нужно делать? – осведомился Присциан.
– Да.
Ученый запалил медную лампу, из которой потянуло неопределенным ароматическим дымом. Затем повесил ее на вбитый в восточную стену клин, так, чтобы свет от лампы падал на хрустальный шар под определенным углом. Отраженный множеством граней, он рассеялся призрачными лучами, которые, чередуясь с тенями, заплясали над водой в чаше.
Сестра Тринита подвинула табурет и стала смотреть на хрустальный шар. Присциан открыл книгу и принялся читать.Остальные сохраняли молчание. До семи раз повторил Присциан заклинание, писаное на древнем, и не понятном никому, кроме природных духов языке. После седьмого сестра Тринита сказала:
– Хватит. У меня шея затекла…
– Что это значит? – холодно осведомился Гарен Сегирт.
Присциан вытер пот со лба.
– Не знаю. Я много раз проделывал этот опыт, и он всегда оказывался удачным. – Голос его дрогнул. – И я считал, что в случае общения с человеком, обладающим Силой, это облегчит задачу…
– Но ее Сила пересилила твою, – грубо оборвал его Вальтер.
– Что ж, господа, вы видели, я честно старалась. У меня чуть глаза из орбит не вылезли. – Сестра Тринита встала. – Но ничего не получилось. Видимо, мой мозг слишком закоснел. Так что в следующий раз выбирайте отрока или отроковицу.
– К чертям следующие разы! – Вальтер стукнул кулаком по столу. – Все это глупости, будь я проклят на том, и на этом свете!
– Но послушайте! – Присциан воздел руки горе. – Одна единственная неудача не должна остановить нас…
– А нас никто и не остановит, – с утонченной надменностью заметил Сегирт. – Но не на сем пути.
– Что до меня, – сказал Ансельм Орнат, – я всегда считал магию ремеслом занятным, но недостойным занимать ум образованного человека. Однако у нас остается истинная мудрость веков, и мы всегда можем вернуться к бессмертым творениям философов Академа, к Вергилию
– Вергилию с Горацием… – повторил за ним чей-то голос. Они не сразу поняли, что принадлежит он сестре Трините, настолько голос был глух и безжизнен. Бегинка шагнула вперед, бессмысленно шаря перед собой руками, точно слепая, споткнулась о стол и сшибла с него чашу, которая, расплескав воду, ухнула на пол, и со звоном разлетелась на множество осколков. Прежде, чем кто-либо что-либо предпринял, бегинка отшатнулась, упала и тело ее выгнулось дугой.
Несколько мгновений собравшиеся молча наблюдали за ее конвыльсиями, затем Гарен Сегирт ледяным тоном спросил у метери Изенгарды:
– Почему вы не предупредили нас, что она припадочная?
– Но с ней никогда… ничего подобного… – неуверенно начала настоятельница.
Однако вскоре стало ясно, что припадок, приключившийся с сестрой Тринитой, ничего общего со священной болезнью не имеет.Она приподнялась, нащу пала табурет и, цепляясь за него, села на полу. Лицо ее было ужасно.Глаза зажмурены, но из-под сомкнутых век катились слезы, мешаясь со струйками крови, которые ползли из углов прикушенных губ. Еще хуже стало, когда она открыла глаза и заговорила. Потому что, несмотря на слезы на щеках, в голосе не слышалось даже намека на рыдания. Он был ровен и сух, и это сочетание пробивало до дрожи.
– Вы спросили меня не о том , что хотели знать. А хотели вы знать, кто из вас будет властвовать в Лауде, когда провинция отложится от империи. Отвечаю – из вас – никто. Все вы домашние псы, не чающие прихода волка. А волк появится. Но его нет среди вас.
– Как это следует понимать? – голос Сегирта поднялся до немыслимой высоты.
– Кто он? Волк…кто-то из вольных отрядов? – начал прикидывать Вальтер. – Одноглазый Ланс? Я что-то давно его не видел… да и кишка у него тонка… или Реналт? Нет, этот молод еще…
– Так кто же? – спросил Ансельм Орнат. – Может, вы в силах ответить, если слышите слова, не произнесенные вслух?
– Я знаю только, что этого человека здесь нет.
– А мы его знаем? – быстро спросил Сегирт.
– Ищите. Ищите в лесах, кабаках, дворцах и на рынках … или у себя в доме. Неважно. Все свершится так или иначе, независимо от моего вмешательства. Или вашего.
Она смолкла и стала вытирать рукавом слезы и кровь с лица.
Воцарилась тишина. Прервал ее Гарен Сегирт.
– Превосходно разыгранная сцена. И, если наместник подослал вас, чтобы нас запугать, можете передать ему, что зрелище произвело впечатление, но цели не достигло. Но, поскольку наше соглашение все еще остается в силе… не так ли Вальтер?
Наемник только хмыкнул в ответ.
– Лично я полагаю, – произнес Орнат, – что на воображение сестры Триниты подействовало мое упоминание Горация.Ведь она просто-напросто пересказала своими словами шестой его эпод… о собаке и волке, помните?
– Возможно, – пробормотал Присциан , – возможно…»Что, пес, на мирный люд бросаешься? Знать, волка тронуть боязно?» Но вы упомянули также и Вергилия, провозвестника Нового века. Имело это значение или нет?