На милость победителя

Волкова Виктория Борисовна

– Мы вас так рано не ждали, Роман Андреевич, – радостно воскликнул он, вбегая следом.

«Хорошо хоть баб не привели и не устроили бордель. Или своим звонком всех распугал. Но что-то не похоже, чтобы в дом кто-то заходил», – мысленно хмыкнул Демьяновский, прижимая к себе Камиллу, и, повернувшись к Михалычу, представил:

– Это Камилла Янхелевна – моя жена. Прошу любить и жаловать, – весело заявил он, придирчиво осматривая осиротевший дом.

«Вроде все на местах, – подумал он, оглядываясь по сторонам. – Да, так еще я никогда не возвращался», –

и тут же напоролся на встревоженные глаза Камиллы.

– Ты чего? – наклонившись над ней, пробурчал он. – Что случилось?

– Ты назвал меня женой, – прошептала она, таращась на него испуганно. – Но мы еще ни о чем не поговорили, ничего не решили, Рома. Ты уверен?

Демьяновский вздохнул, призывая всех богов дать ему хоть немного терпения. Не открутить башку несносной девице.

– А ты думаешь, я от тебя откажусь? Или мы станем встречаться как раньше? – усмехнулся он. – Мне кажется, наш брак – дело очевидное, дорогая. Ну как восход солнца или закат… Проходи, – Демьян махнул рукой в сторону комнат. – Осваивайся. Тебе тут теперь жить.

Камилла невольно вздрогнула.

«Как-то иначе мне представлялось наше воссоединение. Пол, устланный розами, и Демьяновский на коленях. Ага, – ехидно оборвала она саму себя. – С кольцом в зубах! Как верный пес! Но это же Рома, – устало усмехнулась она. – От него романтики не дождешься. Привыкай, Камочка. Ты же о нем мечтала? Степу поперла. Ждала принца своего поломанного», – внезапно проснувшись, заметил внутренний голос с сарказмом, свойственным маме Гале.

Здоровой рукой Демьяновский обхватил Камиллу за плечи и повел в спальню. Она шла за ним, как кролик на заклание.

«Тогда, злополучного тридцатого декабря, все выглядело иначе, – самой себе призналась Милка. – Сверкали люстры. Да и Рома сразу включил какую-то музыку». Теперь же, идя вслед за ним по едва освещенному коридору, она ощутила себя чужой в этом темном и мрачном особняке. Черные глазницы распахнутых дверей навевали страх.

– Располагайся, Милочка, – заявил Роман, включая свет в спальне. Милке даже показалось, что эта единственная комната, откуда она почти не выходила, совершенно не изменилась. Ну будто в тот день время остановилось и только сейчас медленно и шатко заскрипело шестеренками. Широкая кровать, устланная простым серым покрывалом, пустые тумбочки и отсутствие личных вещей создавали впечатление отеля.

«Ну как такое возможно?» – подумала Камилла и во все глаза уставилась на Романа.

– Я сюда не мог зайти, – признался он, словно прочитав ее мысли. – Не мог. Без тебя находиться здесь мука, – прошептал он, наклоняясь над ней. – Я безумно рад, что ты согласилась вернуться ко мне. Эти два месяца показались мне адом, Милка. Я готов тебя простить, дорогая. Забыть про эти проклятые деньги. Только не убегай больше.

– Что значит простить? – вскрикнула она, – пытаясь освободиться из его объятий. – Я ни в чем перед тобой не виновата, зато ты…

– Не начинай, – рыкнул он, прижимая ее к себе и буравя строгим взглядом. – Не

делай из меня дурака, дорогая. Я точно знаю, что больше некому. Но никогда ни одним словом не попрекну. Взяла – и на здоровье. Папа тебя твой надоумил или самой понадобились, я не знаю и знать не хочу. Просто предлагаю мир. Может, я идиот, Мила. Но я влюбился в тебя и не могу даже помыслить о том, что ты уйдешь. Ну и ребенок, конечно… Только я о нем сегодня узнал и еще не успел подумать основательно. Мой сын или дочь – это здорово.

– Рома, – прошептала Камилла, шагнув прочь из несильных объятий. Она прошла по комнате и, словно растеряв все силы, безвольной куклой опустилась на кровать. – Сейчас уже поздно ехать, и я переночую здесь. А завтра с утра отвези меня домой, пожалуйста. Я не смогу жить с человеком, считающим меня воровкой.

– Вернешься к своему женишку? – хмыкнул Демьяновский. – Хочешь, чтобы он воспитывал нашего ребенка? Совершенно посторонний человек? Думаешь, никогда не попрекнет?

– Да ничего я не думаю, – прошептала она. – Но ты не желаешь прислушаться ко мне…

– Уже все услышал. Неоднократно, – фыркнул Роман, медленно подходя к ней и с трудом опускаясь на колени. Помог снять концертные туфли. Ласково и немного несмело огладил ногу в чулке. – Меня все уверяют в твоей невиновности, Камилла. Но я знаю точно, – печально усмехнулся он. – Поэтому советую прекратить балаган и вести себя по-взрослому. Я люблю тебя. И если ты ко мне хоть чуточку неравнодушна, то давай попробуем сберечь эти чувства. Может, из угольков нашей любви и разгорится пожар, может, небольшой огонек согреет наши сердца. Я постараюсь сделать тебя счастливой, малыш, – пророкотал он негромко. – Только, пожалуйста, давай к разговору о деньгах возвращаться не будем. Никогда. Закрытая тема. Согласна?

– Нет, – мотнула она головой, наблюдая, как он, поднимаясь, опирается здоровой рукой о кровать и устало садится рядом. – Я не могу так, Рома. Мне нужно знать правду и просто необходимо, чтобы ты верил мне. Никакая любовь, самая пылкая и жаркая, невозможна без доверия и милосердия. Мы не сможем жить вместе, зная, что между нами есть камень преткновения. Эти проклятые деньги навсегда будут стоять между нами, – всхлипнула Камилла. – Как ты не понимаешь?

– Не устраивай цирк, дорогая, – мрачно скривился Демьяновский. – Располагайся и ложись спать. Эта комната полностью в твоем распоряжении. А я ночую в кабинете. Если понадоблюсь, зови…

Тяжело поднявшись, Роман устремился к выходу.

«Только бы уйти поскорее. Прекратить дурацкий разговор, – пронеслось у него в голове. – Вот же… Милочка! Артистка хренова!»

– Я хочу домой, – прошептала она. – Пожалуйста, отпусти меня! – взмолилась ему в спину.

Он резко развернулся посреди комнаты и, опалив гневным взглядом, в полшага оказался рядом. Еле сдерживаясь, чтобы не схватить за плечи и хорошенько встряхнуть, навис над Милкой и, приподняв одним пальцем подбородок, уставился в невинные заплаканные глаза.