На морских дорогах
Шрифт:
Но самолеты возвращались все снова и снова. Одна бомба попала в судно. Затем левый борт пробила торпеда, лопнули переборки. Носовое орудие вышло из строя, заклинилась скорострельная пушка. Боцман Петров-Старикович и матрос Фомин спустились за борт и работали в ледяной воде, заводя пластырь на пробоину. Чтобы уменьшить поступление воды в трюмы, шли задним ходом. Однако вода неумолимо затопляла пароход. Появился крен на левый борт. Заливало топки котлов и машинное отделение. Да тут еще начался шторм. Только тогда капитан Беляев приказал покинуть судно…
Судьбу
Больше года пробыли они на острове — голодные, обессиленные, больные. Для большинства из них остров стал последней пристанью.
В один из августовских дней на остров заплыла ремонтироваться вражеская подводная лодка. Забрали капитана, а за остальными приплыли через три месяца, в октябре 1943 года.
Поместили всех в Норвегии в концлагерь.
Когда я писал эту книгу, мне довелось встретиться с Н. М. Натальич— судовым медиком «Декабриста». Несмотря на перенесенные страдания, она была здорова и полна жизни.
Из гитлеровского лагеря смерти капитан Беляев, Натальич и матрос Бородин были освобождены благодаря помощи норвежских патриотов. После победы все вернулись на Родину. И снова пошли на суда торгового флота.
Таким образом, из восьмидесяти человек команды «Декабриста», покинувших судно на четырех шлюпках, остались в живых только трое.
В год 30-летия Великой Победы на острове Надежды был открыт обелиск. Открытие прошло в торжественной обстановке. Памятник обращен лицевой стороной к морю. Слева поставили якорь с цепью. На камне высечена надпись: «Морякам советского парохода „Декабрист“, героически погибшего в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в 1942 г.».
* * *
В Архангельске вовсю шла загрузка союзных транспортов, прибывших с PQ-18. Они теперь принимали в свои трюмы лес и руду. Новый конвой выйдет в рейс под кодом QP-15. 17 ноября все транспорты должны быть на морском рейде, и изменить этот срок даже на один день очень трудно. Сроки выхода и все мероприятия по обеспечению безопасности на переходе согласовывались с английской военной миссией. А мер этих немало: тут и авиаразведка, и траление, и завеса из подводных лодок, и охрана союзных транспортов с воздуха.
Ледокольное обслуживание QP-15 Папанин возложил на меня. На мне лежала обязанность выколоть изо льда основательно примерзшие у причалов транспорты и вывести их к морю. Двина уже замерзла, и приходилось думать, как выходить из положения. Ледоколов-то ведь в моем распоряжении не было, кроме все той же «восьмерки». Договорился с Василием Александровичем Мироновым, капитаном архангельского торгового порта, разделить работу пополам. Я «выковыриваю» транспорты изо льда у причалов и вывожу их на русло, он — на рейд. Миронов был энергичным и бесстрашным в своем деле человеком.
Помню, иногда он забирался на пароходы, не требуя трапов, по тонкой длинной доске, переброшенной с мостика ледокола на борт судна. Английские
Октябрьские праздники застали нас в трудах. Вести с фронтов все так же мало утешительны. 7 ноября я невесело провел на одном из судов. Хорошо помню чувство одиночества, охватившее меня в корабельной каюте, когда кончился праздничный ужин. Я вспомнил родителей, жену, дочь. Как они живут в далеком Омске? Здоровы ли? Как прошел у них праздник?! Встал перед глазами день 7 ноября, проведенный здесь, в Архангельске, девять лет назад, в 1933 году.
Я окончил мореходку во Владивостоке, плавал на дальневосточных морях, но хотел посмотреть Европу. С приятелем Толей Дренавским мы приехали в Ленинград. В отделе кадров пароходства оказалась большая очередь моряков, желающих попасть на пароход. Мы решили попытать счастья в Архангельске.
В город приехали вечером, в самом конце октября, и тут же отправились в Дом моряка на улицу Карла Маркса. Прошла неделя, наступили праздники. Жили мы в большой комнате на двенадцать коек. Комната была населена плотно. Но 6 ноября мы остались вдвоем с Толей, остальные разбрелись по знакомым и друзьям. В шесть вечера к нам вошел директор Дома моряков, крепкий, благодушный человек.
— Ребята, — сказал он добрым голосом, — хотите попасть на праздничный ужин в клуб водников?
— Хотим, — обрадовался Толя.
— Ну и прекрасно. Однако вам придется немного потрудиться. Надо доставить в клуб на Поморскую корзинку с посудой. Я позвоню директору, он мой друг, вас с благодарностью примут, и вы проведете праздник с лучшими нашими людьми.
— Согласны, — ответил за себя и за меня Толя.
— Одевайтесь, а я приготовлю корзинку.
Когда мы вышли на крыльцо, там уже стояла огромная плетеная бельевая корзина, доверху загруженная посудой. Толя приподнял ее за одну ручку и выругался: ноша оказалась очень тяжелой.
— Ну что ж, пошли.
Мы ухватили корзину с двух сторон и двинулись. Тяжесть оттягивала нам руки, и приходилось останавливаться каждые двадцать шагов. Нас вдохновлял ужин, танцы, концерт.
В трамвай нас с этой корзинищей не пустили, и от улицы Карла Маркса до Поморской мы тащились не меньше часа. Клуб был ярко освещен и полон народа. При входе стояли дежурные с красными повязками на рукавах.
Они велели нам оставить корзину у двери. Мы с важным видом потребовали директора клуба. Он появился и был весьма обрадован.
— Возьмите у них корзину, — сказал он дежурным, — отнесите буфетчикам.
— А как же мы? — опешил Толя. — Нам директор Дома моряков сказал, что вы пригласите нас на вечер.
— Я не знаю, что вам сказал ваш директор. У меня нет ни одного свободного места… За посуду большое спасибо.
— Ешьте сами свое спасибо, — Толя расстроился.
Мы вышли на темную улицу и ринулись в Дом моряка с надеждой увидеть его директора и восстановить справедливость. Однако дом был пуст. Только дежурный сидел за столиком у двери и читал книгу. И мы легли с Толей спать несолоно хлебавши…