На низком старте
Шрифт:
Я выглянул в окно, таксист уже ждет, не желает терять выгодного клиента, кивнул женщинам и быстро вышел.
Мои юристы оформляют документы, ломая головы, как снизить, а то и вовсе избежать налогов, я же не планирую извлекать прибыль, это почти филантропический жест, меценатство. Научно-исследовательские институты занимаются фундаментальными науками, от которых прибыль если и будет, то через сто лет, да и получат ее другие фирмы.
Строители усомнились, что нужна
– Плана придерживайтесь строго, - предупредил я. – Никаких усовершенствований!.. Считайте причудой инвестора. Сделаете иначе – заставлю переделывать.
Удальцов, генеральный директор, пробормотал уныло:
– Да понимаем, понимаем ... Кто платит, тот ее и танцует. Мы же не во времена Хрущева, излишества снова допустимы... И даже как бы приветствуются... в отдельных случаях.
– Вот и лады, - сказал я. – Сроки не затягивайте.
Он спросил осторожно:
– Что насчет финансирования?
– Строго в оговоренные сроки, - пообещал я. – Но только после окончания определенного этапа в стройке. Оправдания не прокатят, пункт насчет штрафных санкций прочли?
Он вздохнул:
– Как не прочесть. Но если с финансами не будет срывов, то и мы уложимся.
– Договорились! – сказал я мощно, как и надлежит разговаривать с подрядчиками. – В нашем деле надежность не самое последнее дело.
Возвращаясь к автомобилю, чувствовал как он провожает меня взглядом, полном тревоги и надежды.
– В центр, - велел я таксисту. – Где мединститут, знаешь?
Он торопливо кивнул.
– Кто не знает!.. Говорят, он лучший в стране. Сколько москали не переманывали оттуда народ к себе, но козацкому роду нет переводу!
Я промолчал, в Харькове всегда были прекрасные научно-исследовательские центры в области медицины. Даже из Москвы сюда ехали лечиться передовыми методами, специалистов всячески переманивали в Москву, но таксист прав, казацкому роду нет переводу, место уехавших занимали такие же талантливые и яркие, так что харьковская школа продолжала пользоваться неизменной популярностью даже за кордоном.
За сутки успел побывать не только в мединституте, но объехал еще и восемь ведущих клиник. Везде раздал проспект с макетом будущего инновационного медицинского центра, объяснил, что разработки будут на аппаратуре нового поколения. Набор сотрудников из местных, потому не спешите паковать чемоданы в Европе, скоро мы эту Европу заставим глотать выхлопы из-под наших копыт!
Сам чувствую, что у меня слишком бравурно и с пафосом, но здешние сотрудники, что по полгода не получают зарплату, ловят с надеждой каждое слово, верят, хотят верить, и я со стыдом чувствовал, насколько я похож на прочих дельцов, что старается развести и обжулить беспомощную интеллигенцию.
Вернулся не к традиционному ужину, что должен быть не позже, чем за три-четыре часа до сна, а уже когда стемнело, на Украине в это время года такое ближе к
Гандзя Панасовна и Ксана заняты какой-то женской хренью, мужчинам никогда не понять зачем столько суеты и метушни на кухне, когда ничего не происходит, а только посуду туда-сюда, развешиваются заново тряпочки на широких прутьях полок, а содержимое одних ящиков перекочевывает в другие, а оттуда в эти.
– Добрый вечер, - сказал я жизнерадостно, - чи живы и здоровы все родичи гарбузовы?
– Вечер добрый, - ответила Гандзя Панасовна, - что у вас за работа такая на износ...
Ксения хихикнула.
– Он же сам и закапывает, чтобы свидетелей не было!.. Бизнес есть бизнес. Садись, руки можешь не мыть. Мы хоть и Европа, но не до такой же дури...
Гандзя Панасовна взяла чистую тряпочку и, прихватив ею горячую ручку духовки, распахнула ее настежь. Помещение кухни заполнил аромат прожаренного гуся, чуть перестоял там, дожидаясь моего возвращения, но ничего, только золотисто-коричневая корочка стала толще и блестящее, а под гусем на широкой блюде с высокими бортами целая лужица вытекшего жира.
Ксеня, помогая маме, быстро одела толстые рукавицы и вытащила металлическую гусятницу наружу. Гандзя Панасовна торопливо захлопнула духовку, стараясь не обжечься, а Ксеня водрузила тяжелое блюдо на середину стола.
– Хорошо, - сказала она с удовлетворением. – Сразу слопаете или крылышко оставишь на утро?
Похоже, еще не определилась, пора ли перейти и при маме на «ты», я сказал примирительно:
– Нам всем троим останется и на завтрак. Хороший гусь, местный, не откуда-то из голодающего Поволжья.
– Поволжье уже не голодает, - ответила Ксана, - хотя их гусям до наших, как утке до страуса.
Она вручила мне большой нож, мужское дело и право резать добычу, женщины должны смиренно ждать, сейчас их обязанности ограничиваются гарниром.
Нож проломил толстую корочку с легким хрустом, как молодой ледок на реке. Из разреза вслед за лезвием потек сладкий пахучий сок, в ноздри шибануло одуряющим ароматом.
Я сглотнул слюну, торопливо распанахал тушку, отделив лапы и крылья. Ксанка с одобрительным выражением на мордочке наблюдала за моими движениями, мол, на пьянках да корпоративах со звездами и моделями насобачился, знаем-знаем, читали в новостях, как вы там куршавелите.
Я разложил по трем тарелкам.
– Уф!.. Ну, на сегодня с работой вроде бы закончил.
Ксеня бросила в мою сторону многозначительный взгляд, мол, не зарекайся, все равно залезу к тебе под одеяло, а там посмотрим, все ли самцовые дела закончил.
Гандзя Панасовна все так же не ест, а кушает, сказывается советское воспитание, да еду нельзя набрасываться, не жывотное же, только манеры за столом отчетливее всего отличают человека от его хвостатых предков.
Мы с Ксанкой, как представители нового поколения, лопали с азартом, не до манер, когда на тарелке такая истекающая кулинарной негой тушка.