На один удар больше

Литвиновы Анна и Сергей

– Ладно. Спасибо, что разрешил. Буду пить вино. А ты ешь суп, – сказала строго.

– Можно с чипсами вместо гренок?

– Хреновый ты конспиратор. Будто я открытый пакет с чипсами не увидела. Так что мог бы не спрашивать.

Положила трубку. Смаковала «Саперави», поглядывала на улицу.

И вдруг – захлопала глазами, чудится ей, что ли? – совсем близко увидела Дениса. Тот шел мимо, по Малой Бронной. Но с кем! Рядом – юная девушка, да такая, что все прохожие шеи сворачивали. Бесконечные ноги. Золото длинных волос. Ярко-голубые глаза обрамляют чернющие –

и по виду натуральные – ресницы.

Богатов идет широким, решительным шагом. Спутница старательно к его поступи подлаживается, семенит. Он – уставший, чуть раздраженный. А она – все время ему в глаза заглянуть пытается, что-то пищит восторженно (слов Садовникова в разношумье улицы не разобрала).

Кто это? Коллега? Знакомая? Родственница?

Остановились. Девица что-то горячо говорит, лапки к груди прижимает. А Богатов… Богатов вдруг хватает ее – и начинает кружить. Пешеходы добродушно расступаются, юное создание заливисто хохочет.

– Ваш хачапури! – торжественно провозгласил официант.

Блюдо дурманяще пахло горячим сыром, аппетитно дымилось. Но тщетно подавальщик ждал от посетительницы похвалы – Таня глаз не сводила с улицы.

Денис наконец опустил свою спутницу на землю. Она щебечет, подпрыгивает от нетерпения. А он – достает из внутреннего кармана светлого льняного пиджака (Танин, между прочим, подарок!) бархатную коробочку. Встает – это посреди улицы! – на одно колено. Торжественно вручает девице.

Та открывает (что внутри – не видать). Визжит от восторга. Бросается ему на шею.

А Таня отстраненно думает: «Вот и съездили мы в идеальный отпуск».

* * *

Меньше всего она сейчас ожидала увидеть в собственной квартире Дениса. Но тот – каков подлец! – попивал на кухне чай с Митиным любимым тортом. На подоконнике красовался букет белых роз.

Таня всю дорогу до дома размышляла и к моменту входа в подъезд решила твердо: унижаться до выяснения отношений она не станет. А то ведь Денис подумает: специально его выслеживала, будто жалкая ревнивая фурия. Гордо уйти – вот лучший выход. У Богатова имелся крошечный шанс: самому – первым! – покаяться, все объяснить и, может быть, вымолить прощение.

И по виду его действительно походило – готовится объявить нечто важное.

Однако речь повел совсем не о том, чего она ждала:

– Танюшка, Митяй! Мне страшно подумать, как вы оба сейчас ругаться начнете. Но у меня возникли обстоятельства. Непредвиденные.

– Мы… не едем в отпуск? – упавшим голосом спросил мальчик.

– Нет, что ты! Конечно, едем! Вы, четко по плану, первого августа летите в Стамбул. Но я – присоединюсь к вам чуть позже. Вероятно, в Болгарии. Ну, или в самом крайнем случае в Сербии.

– И чем ты будешь занят? – равнодушным тоном спросила Садовникова.

– Экспедиция. Строго секретная.

У Татьяны едва не вырвалось: «С твоей проституткой?»

Но, верная решению не унижаться до разборок, спокойно отозвалась:

– Конечно. Езжай.

– Дядь Денис, но я в «Vialand» только с тобой хотел! – взмолился Митя. – Там комната страха – жесть, чисто для настоящих

мужчин, теть Таня испугается!

– Танюшка у нас ничего не боится, – ласково посмотрел на нее Богатов.

Она ответила ледяным взглядом и промолчала.

Денис прижал ладони к груди:

– Ребят, мне правда дико жаль!

Митя еле сдерживал слезы. Богатов снова обернулся к Тане:

– Ты ведь сама всегда говорила: работа – святое.

– Полностью с тобой согласна, – отозвалась сухо. – Езжай. Работай.

– Что хоть за экспедиция? – убитым голосом спросил Митя.

– Ох, не могу я рассказывать, не мой секрет…

– Да, Митя, не для детских ушей, – подхватила Таня.

Денис метнул на нее быстрый взгляд и ответил:

– Хотя ладно. Минимальные вводные дам. Митяй, ты знаешь, как раньше назывался город Калининград?

– Э… что-то немецкое. Кенигсберг?

– Да, умник. У него интересная история. Основан город в тринадцатом веке немецкими крестоносцами, в начале восемнадцатого вошел в состав Прусского королевства. В Семилетней войне, при Елизавете Петровне, Кенигсберг пал и стал частью российского государства. Но спустя несколько лет ее преемник Петр Третий решил отказаться от всех завоеваний на территории Пруссии, и город вновь стал немецким. Оставался им вплоть до Великой Отечественной войны. Наши вновь взяли его в апреле сорок пятого города и назначили самым западным городом СССР.

Таня внутренне кипела – самое, конечно, время для исторических экскурсов! – но, верная принятому решению, молчала. Богатов тем временем продолжал разливаться:

– На тот момент в городе оставалось примерно сто двадцать тысяч мирных жителей, немцев по национальности. Поначалу была идея – всех перевоспитать, превратить в советских людей. Специально для них стали выпускать газету «Нойе Цайт», то есть «Новое время». Комсомольским активистам на собраниях советовали учить язык Шиллера и Гете. Но в сорок седьмом году ситуация резко изменилась, и всех немцев решили депортировать – к счастью для них, не в Сибирь, а на историческую родину. Постановление об этом приняли одиннадцатого октября, а двадцать второго – уже отправили первый эшелон с вынужденными переселенцами.

Садовникова показательно зевнула. Однако Митя слушал с интересом.

Богатов продолжал:

– С собой немцам разрешали взять немного – максимум триста килограммов личного имущества на семью. У многих, после всех военных лишений, и такого веса не набиралось. Но конечно, среди огромного количества депортируемых имелись и зажиточные господа. И забрать с собой все свои накопления они не могли никак – боялись, что нажитое при пересечении границы банально конфискуют. А что-то и не подлежало транспортировке. Как вывезти, к примеру, коллекцию старинного фарфора? В обычный вагон, на нары, набивалось минимум по сорок человек, в багажном – никто бы не стал церемониться с хрупким грузом. Вот и решали вынужденные переселенцы до поры свои сокровища спрятать, а потом за ними вернуться. Калининградская область до сих пор – одна из самых богатых в России по количеству кладов.