На одном дыхании. Хорошие истории
Шрифт:
Я посмотрел на Аню и, прежде чем она могла успеть среагировать, обнял ее и поцеловал куда-то в нос. Получилось, наверное, ужасно смешно и неуклюже. Но Аня не отстранилась, рассмеялась и обняла меня в ответ. Даже мой детский ум понял: эта классная игра понравилась ей больше, чем завязывание моих шнурков.
– Аня! Стас! Что вы делаете?!!
Над нами нависла грозная фигура местной
фрекен Бок, кажется, ее звали Зинаида Васильевна. Я даже не успел испугаться и бойко ответил:
– Мы целуемся и обнимаемся, Зинаида Васильевна!
– Но почему?!
Ужас и шок, увы, только усилились
– Потому что мы любим друг друга!
Все, что я знаю о событиях следующего дня, я знаю от матери. Они с отцом и родителями Анечки стояли перед воспитательницей и директором сада и слушали страшные истории про болезнь раннего полового созревания, поразившую их чад. Директриса нервно курила и, наконец, не выдержала:
– Ну, они же еще дети совсем, даже не октябрята еще!
Мама уткнулась отцу в плечо, а отец, услужливо прикурив директрисе еще одну папиросу, сочувственно поинтересовался:
– Простите, а что бы вы сказали вашему ребенку, если бы он увидел, как вы занимаетесь любовью с мужем? По-моему, здорово, когда дети видят, как их родители любят друг друга.
– Но они же так вообще все повторять за вами начнут! – всхлипнула воспитательница.
– Все не начнут, – заверил ее отец. – Мы с женой каждое утро, как поцелуемся, читаем вслух передовицу «Заполярной правды». А от этого я своего сына еще лет десять точно поберегу.
Уходя, мама услышала шипящее вслед:
– Вот! Я же говорила, что из Москвы и Ленинграда к нам одни хиппи и извращенцы едут!
Настоящие мужики после смерти нигде не валяются
Молодые газетчики чаще всего – веселые и остроумные пьяницы. Старые, если доживают, не переставая пить, – тяжелые занудные алкоголики. В наши «норильские годы» моим родителям и их друзьям не было и тридцати, а потому регулярные репортерские пьянки на нашей квартире я только приветствовал. Во-первых, приходило много веселых людей, которые травили смешные байки, пели красивые песни, танцевали и стильно дымили своими трубками. Во-вторых, мне очень часто приносили подарки. В основном поделки-самоделки – бумажные самолетики, картонные кораблики, баржи из пепельниц, космические корабли из чеканки. Но круче всех выступал дядя Сережа – высокий парень с запорожскими усами с неизменно хитроватой улыбкой. Он всегда устраивал сюрпризы. Больше всего я запомнил настоящий танк с «броней» из сочетания мягкого и жесткого пластика, у которого был пульт управления и который стрелял настоящими резиновыми пулями! Понятия не имею, откуда он его привез, но от танка в восторге была вся тусовка, что уж говорить обо мне…
Крепко выпив, дядя Сережа сказал, что для человека вообще нет ничего невозможного, надо только очень захотеть.
– Вот какую игрушку ты теперь хочешь? – спросил он меня.
– Пушку, – не раздумывая, ответил я. – Такую же настоящую, как этот танк. Чтобы стреляла высоко-высоко!
– Будет тебе пушка! – хлопнул меня по плечу дядя Сережа.
Они были большими приятелями с отцом, и, если отец был для меня строгим, суровым богом, способным, если я плохо себя вел, показать кулак и пригрозить неизвестным мне «языком пролетариата», то дядя Сережа был эдаким добрым
С того вечера я стал ждать обещанную пушку. Я знал, дядя Сережа всегда держит слово. Но пушка все не появлялась, как не появлялся и дядя Сережа. Вечеринок у нас не было долго, потом они снова возобновились, но дядя Сережа не приходил. Часто отец или кто-то из его друзей передавали мне симпатичные сувениры – с Таймыра, Дудинки, из Красноярска, со словами «Это от дяди Сережи, просто он пока в разъездах сам».
– А как же пушка? – расстроенно спрашивал я.
– Ищет он пушку твою, ищет, – отвечали мне. – Пушка большая, ее не так просто привезти.
И вот однажды, через несколько месяцев, в разгар очередной вечеринки, отец вкатил в комнату зеленую пушку размером с приличную табуретку. С лафетом, длинным и ровным стволом и… резиновыми снарядами, почти как в том танке.
К пушке тоже прилагался пульт – он был какой-то совсем кустарный, но тогда я этого не заметил. Я был снова на седьмом небе от счастья, возился с ней полчаса, забыл о гостях, а гости забыли обо мне…
И вдруг я огляделся и спросил:
– А где же сам дядя Сережа?
И тут какой-то крепко уже поддавший мужик вдруг говорит:
– Пацанчик, да ты что, забыл, Серега еще весной разбился, когда из Красноярска сюда летел…
– Как разбился? – не понял я.
– Ну, на самолете, летел, летел и не до-ле-тел… – по слогам, с кривой усмешкой еле выговорил мужик.
Дальше была не совсем приятная сцена с участием подруги этого мужика, моих родителей, после чего все гости ушли, и мы остались втроем.
Не помню, чтобы я сильно плакал, но мне было очень плохо, я ничего не понимал, мне казалось, что меня кто-то предал.
– Понимаешь, Стас, мы решили тебе сразу не говорить об этом, – обнимая меня за плечи, объясняла мама. – Взрослые часто не знают, как о таких вещах рассказывать своим детям. И Сережа… дядя Сережа, он же был не просто так, он же нашим, твоим другом был…
– А откуда же тогда эта пушка? – вдруг спросил я.
Отец с матерью переглянулись.
– Он, как и обещал, нашел ее и вез тебе, – вздохнул отец. – В багажном отсеке самолета. Просто ее не сразу нашли, когда самолет упал.
Мне было почти шесть, я знал, что самолеты, случается, падают, и к тому времени уже погиб мой дедушка, поэтому и про то, что в какой-то другой мир уходят люди, я тоже знал. Знал и не знал. Не осознавал, не понимал, не мог представить.
– А что теперь с этим самолетом? – зачем-то спросил я. – Он что, там, где-то в тундре, упал и валяется?
– Да, сын, – просто ответила мама.
– И дядя Сережа тоже там, где-то в тундре, упал и валяется? – снова спросил я.
Следующий момент я помню так отчетливо, будто это было только что. Отец налил себе стакан водки, чокнулся с армейской флягой, выпил, набрал в легкие воздуха и сказал:
– Конечно нет, Стас. Дядя Сережа – он настоящий мужик, понимаешь? А настоящие мужики, даже когда умирают, они нигде не валяются. Они… уходят в тундру. Или улетают за сопки. Точно никто не знает, потому что больше никто их не видит. И ты Сережу больше не увидишь. Стреляй теперь из пушки и вспоминай, какой он был хороший дядя.