На одном дыхании!
Шрифт:
Прохоров поделал руками непонятные пассы, как бы ища на столе сигареты. Ясное дело, не нашел и полез в карман пиджака, сначала в один, потом в другой. Время таким образом было выиграно. Несколько секунд, чтобы все осознать.
Да, конечно. Полтора месяца назад позвонил издатель, сообщил про очередную «лебедушку».
– Это для Володьки Разлогова, – поделился издатель доверительно. – Хороший парень, умница и деловой! В общем, сделай все как надо, старина. Даже лучше, чем надо, сделай!
Прохоров
– Помнишь, ты про его жену материал ставил? Ну Глафира Разлогова!.. Такая… фактурная такая! А теперь вот про подружку!
Андрей распорядился относительно «подружки».
Пока он был в командировке, Разлогов умер, его вдова куда-то подевалась, оказалось, что она летала его хоронить, а подружка «ушла в набор».
– Вы фотографии-то видели? – подал голос Дэн Столетов. В голосе сквозило ехидство. – Сапогов снимал, отлично получилось!
Прохоров, отмахиваясь от собственного сигаретного дыма, пощелкал мышью, полистал туда-сюда.
М-да. Получилось действительно отлично.
Беловолосая львица – снежная барсица – была представлена во всех необходимых для такого материала ипостасях. Тут были и балы выпускные, и, так сказать, «впускные», и светские рауты, и «домик в деревне» – особняк с белыми колоннами, – и океанский простор, и песок на загорелой коже, и сам Разлогов, прищурившийся и раздраженный, на заднем плане.
– Эту тоже поставили?! – Прохоров ткнул сигаретой в монитор. – А, Дэн?
– Какую? – Столетов рысью обежал стол и засопел у Прохорова над ухом. – А… ну да! А что, Андрей Ильич? Разлогов уже того… ну, в смысле, ему все равно, а фотография красивая такая, из ее личного архива. Ей, наверное, приятно будет… Напоследок на него в журнале посмотреть…
Прохоров опять пролистал фотографии туда-сюда.
Сапогов постарался, это точно! Классные фотографы иногда позволяют себе такое. Умеют. Могут.
Все вроде хорошо и правильно. И красота вроде налицо, и вроде необыкновенно красивая красота! И пейзажи расстилаются, и наряды развеваются. Все как надо.
Но… лучше не надо, ей-богу!
Что-то эдакое фотографы умеют то ли подчеркнуть, то ли выделить, то ли затемнить, но общее впечатление получилось однозначным и убийственным. Фальшь. Сплошная фальшь.
Длинные белые волосы – хорошо, если крашеные, а не накладные! Бюст – два кубометра силикона, гадость какая. Пухлые зовущие губы пошлы и развратны. Дом с колоннами – съемная хата для дорогих проституток, ничем не лучше вокзальной ночлежки, разве что почище. Никакого цельного образа – львицы, тигрицы или просто красивой девушки – нет и в помине. Все отдельно, вразнобой, разобрано по деталям, и эти детали отвратительны.
М-да…
Дэн Столетов все сопел
– Это нельзя ставить, – тихо и грозно сказал Прохоров и, оглянувшись, очень близко посмотрел в мальчишеские шоколадные глаза журналиста. – Ты что, не понимаешь?
Дэн отшатнулся и сразу заскулил, как мелкий жулик, пойманный за руку в чужом кармане.
– Не, ну при чем тут?! Андрей Ильич, я тут ни при чем! А вам что, фотографии не нравятся?
– Мне ничего не нравится! – рявкнул Прохоров. – Отзывай материал из набора! Где Феофанов, мать его!
Феофанов сегодня был дежурным редактором.
– Да как его отзывать, он же проплатной, – по инерции бормотал Дэн Столетов, – и чем мы место забьем, три полосы…
– Не твое собачье дело!.. Галя! – заорал Прохоров в селектор. – Галя!
Селектор не отзывался, и главный вновь повернулся к корреспонденту, который на всякий случай отодвинулся подальше.
Ишь, как взбеленился! Должно быть, из-за разлоговской вдовицы! Не хочет, должно быть, покойнику посмертную репутацию портить, хотя больше уж не испортишь!
Стеклянная дверь распахнулась, открылся редакционный коридор, залитый синим офисным светом, и всунулась секретарша. Прохорова всего перекосило.
– Где тебя носит, Галя?!
– Что вы хотели, Андрей Ильич?
– Феофанова я хотел! И хочу!
Секретарша помолчала, выполнять приказание не кинулась.
– Что непонятно, Галя?! Если главный редактор просит срочно найти сотрудника, значит, нужно срочно найти, Галина!
Секретарша пожала плечами совершенно хладнокровно.
– Постараюсь, Андрей Ильич.
И закрыла дверь. Главный и корреспондент уставились друг на друга.
Ой что будет, со сладким ужасом подумал корреспондент.
Ой что сейчас будет, мрачно решил про себя главный.
Извержение вулкана Везувий. Гибель Помпеи.
Дверь распахнулась, и влетел Феофанов, худой, нервный и издерганный. Он ничего не понимал и вины за собой никакой не чувствовал.
Ну был материал про какую-то Олесю Светозарову, все по договоренности, как заплатили, три полосы, восемь фотографий, полный цвет! Что не так-то?
– Вернуть из набора! – загремел Везувий. – Ты что, Феофанов? Фоток не видел?! И Разлогов перекинулся, а за материал этот он платил!
– Да все проплачено вперед, Андрей!
– И х… с ним! Это неприлично просто, ты чего, не догоняешь?! Он там есть, в материале!
– Кто?!
– Разлогов, мертвый! То есть тогда еще живой!
– И чего?!
– Он помер, а мы его живого ставим, да еще с бабой! Меняй материал, Феофанов! Кому говорю!
Тут дежурный редактор посмотрел на главного как будто с сочувствием и сказал осторожно: