На одном дыхании!
Шрифт:
– Нет.
– Ну конечно, вы не помните! Но я-то помню! Вот я и подумала… Если, допустим, телефон Глафира Сергеевна не потеряла, а его у нее украли, значит…
– Значит?..
– Значит, кинологу звонил кто-то, кто хотел, чтоб собаки на участке не было! И чтоб все думали, что звонила Глафира Сергеевна!
– Кто все, Варя?!
Она шумно отхлебнула чай, по-детски вытянув губы дудочкой.
– Ну вот хотя бы кинолог, – объяснила она, скосила глаза и подула на чай. И улыбнулась Волошину. – Горячо.
Сердце у него опять зашевелилось и сдвинулось куда-то
Оно подведет, думал он и чувствовал, что прав. Оно подводило, то билось, то не билось, то вдруг, будто спохватившись, пускалось вскачь, и тогда приходилось придерживать его рукой, чужой и холодной, словно приставленной к нему от какого-то другого человека.
Очень нелегко далась ему смерть Разлогова и все, что ей предшествовало!..
– Вот и вы подумали, что это Глафира Сергеевна отдала собаку! Я же видела, какое у вас тогда стало лицо, помните, когда она за собакой приехала!
Волошин знал, что спрашивать не стоит, но все-таки спросил:
– А какое у меня стало лицо?
– Страшное, – уверенно объявила Варя. – И, мне кажется, Глафира Сергеевна заметила, что вы ей не поверили!
– Наплевать!
Варя от неожиданности чуть не выронила чашку, но ухватила, поддержала ее под донышко и аккуратно пристроила на стол.
– Как же… наплевать, Марк Анатольевич?! Ведь получается, что она не обманывала. Вы ошиблись, получается! И получается, что тот, кто украл у Глафиры Сергеевны телефон, все правильно придумал! То есть он хотел, чтобы…
– Она, – поправил Волошин, прислушиваясь к своему сердцу, которое кувыркалось и бултыхалось уж совсем не там, где ему положено.
– Что… она?
– Кинологу могла звонить только женщина, понимаете? Если все это… инсценировка, значит, ее осуществила женщина. Ну подумайте сами! Вот у нее, у этой Лены Степановой, звонит телефон. Номер определяется, и это номер разлоговской жены. Потом телефон женским голосом говорит, что нужно забрать собаку. Если бы говорил мужчина, это все не сработало бы! Разлогов позвонил бы со своего телефона, да и его голос, я думаю, Лена знает, она общалась-то в основном с ним!
– Точно, – просияла Варя, – точно! Вот и получается, что Глафира Сергеевна не…
– Ничего не получается, Варя, – с досадой сказал Волошин и поднялся. – Не знаю, что вы там себе нафантазировали, Варя, но смерть Разлогова была выгодна единственному человеку. Его жене.
– Марк Анатольевич…
– Вот вам и Марк Анатольевич!
– Но у нее правда украли телефон! Я отлично помню, как Разлогов ругался! – Она вдруг улыбнулась печально. – Он всегда так смешно ее ругал! Как будто она… маленькая, а он взрослый. Он тогда говорил – я тебе в следующий раз ключи от дома на шею повешу, чтоб ты еще их не потеряла! И называл ее растрепой. А когда Вадима за новым телефоном посылал, велел ему купить еще брелок покрупнее, чтоб можно было к телефону
– Все-то вы помните.
– Все, – грустно призналась Варя. – Это для вас… ничего не значит, Марк Анатольевич. А для меня вы и Разлогов, ну как боги… что ли, – тут она перепугалась и уставилась на него. – То есть я совсем не то хотела сказать!
– Боги? – переспросил Волошин, стараясь быть ироничным и отстраненным, по привычке. Но ирония и отстраненность никак не получались, должно быть, потому, что сердце у него болело. – Какие мы боги, Варя?! Мы в земных делах так запутались, что Разлогов погиб! И я без него не знаю, как разобраться…
– Вот я и хочу помочь. Я как вспомнила про ключ и про телефон, так сразу к вам и помчалась! А вам бы в больницу съездить, – неожиданно закончила она, – вон вы какой… зеленый.
Волошин кивнул, как бы подтверждая, что он зеленый, подошел к окну и подышал немного сыростью, автомобильной гарью и туманом.
– Что мы будем делать, Марк Анатольевич? – тихонько спросила у него за плечом Варя, и он обернулся.
Она стояла очень близко, так что он почти ткнулся носом ей в ухо.
Она отпрыгнула, и он вдруг рассердился. Что происходит?! То она вдруг приезжает к нему домой, потом изъявляет немедленную готовность его спасать посредством аппарата для измерения давления, потом объявляет ему, что он бог, а теперь шарахается от его случайного движения!
– Мне нужно поговорить с Глафирой, – объявил Волошин. – Видит бог, я этого не хотел, но придется.
Он немного подумал. На фоне распахнутого в осень окна он выглядел совсем больным.
– Спасибо вам, Варя. Я не знаю, как объяснить украденный телефон, но это важно.
– Конечно, важно, – согласилась Варя. – Это все меняет, по крайней мере, в смысле Глафиры Сергеевны!
– Да бросьте. Она могла все заранее спланировать! И телефон заранее потерять!
– Зачем? Если она сама звонила кинологу, то зачем ей было городить такой огород? Не-ет, Марк Анатольевич, звонила не она! Тот, кто звонил, как раз хотел, чтобы думали на Глафиру Сергеевну! И мы подумали.
Она второй раз сказала это самое «мы», и Волошин усмехнулся.
«Мы» – это кто? Ты и я?..
Но «нас» нет. «Мы» – это из другой жизни, девочка. Когда-то были «мы» – я и Дашка. И еще Настя с нами!
Еще были «мы» – я и Разлогов. Теперь «нас» нет и больше никогда не будет. Теперь я один. И я ни с чем не могу справиться!..
Волошин вдруг скривился от отвращения к себе и с шумом захлопнул оконные створки.
– Марк Анатольевич, вы что, хотите прямо сейчас поехать к Глафире Сергеевне?!
– А что такое?
– Да вам нельзя никуда ехать! Вам же плохо!
– Мне отлично.
– Нет, с этим не шутят! Как вы поедете?!
– На машине.
– Один?!
– Варя, спасибо вам за заботу, дальше я сам разберусь.
– Я поеду с вами. Сейчас вызову вашего водителя, и мы все вместе поедем! Я вас провожу и подожду в машине.
– Варя!
– Что хотите делайте, – твердо сказала она, и он вдруг подумал, что у нее, пожалуй, есть характер, – а одного вас я не отпущу.