На охотничьей тропе
Шрифт:
— Настроение у людей?
— Бодрое. Искорка вспыхнула, теперь не потушишь.
— Но если не раздувать огонёк, может заглохнуть.
— Понятно.
— А как Кубриков?
— Что как? — не понял парторг.
— Будет ли из него настоящий директор?
Афанасий Васильевич задумался, ещё раз перебирая в памяти все дела директора. До этого не раз приходил к выводу, что Тихон Антонович плохой руководитель, собирался сходить в райком партии и прямо сказать: Кубриков не на своём месте. Его нужно снимать. Но всякий раз колебался. И не потому, что не хватало смелости, нет, и не из-за боязни потерять доброе расположение к себе Тихона Антоновича, а всегда
Да, хорошего у Кубрикова было мало, разве только стремление к выполнению плана. Может быть, и это стремление было вызвано не чувством ответственности за порученный участок работы, а желанием скрыть за высокими процентами свою бездеятельность? Да, больше было плохого, и едва ли он сумеет преодолеть укоренившиеся привычки. Вспомнился случай, когда ездил с Кубриковым в Перловский промхоз. И что же? Вместо того, чтобы перенять опыт работы у Дружникова, Тихон Антонович встал на лёгкий для него и вредный для государства путь, решив заняться очковтирательством. Да ладно, бухгалтер дал ему отпор, рассказав об этом парторгу и выступив на одном из партийных собраний…
— Ну, что? — снова спросил Измайлов.
— Кубриков не на своём месте, — наконец сказал Жаворонков. — Будущего он не видит, без перспектив живёт. Получается так: корабль спущен в море, курс дан, а штурман, вместо того чтобы на мостике быть, больше в кубрике отсиживается. Корабль того и гляди наскочит на мель и застрянет.
— Мне тоже так думается, — заметил Измайлов и про себя решил: «Правильно мыслит и душой не кривит, как некоторые, боясь отношения с начальством попортить. Хороший партийный работник растёт».
Они ещё долго беседовали о делах промхоза, о людях участка. Собираясь уезжать, секретарь райкома сказал Жаворонкову:
— Чаще информируй о делах. Потребуется что — поможем. А курс держи правильно, чтобы на мель не наскочить.
«Есть держать курс!» Жаворонкову захотелось по-военному отчеканить секретарю райкома, но машина, выбросив из выхлопной трубы клубок дыма и взвихрив грязь, рванулась в степь.
Кубрикова пригласили с отчётом на заседание бюро райкома партии. До этого инструктор сельхозотдела Григоренко несколько дней пробыл в промхозе, просматривая планирование, отчётность, съездил на все производственные участки, беседовал с промысловиками. Кубриков был уверен, что всё сойдёт гладко, тем более месячные задания участками систематически перевыполнялись, а доклад был, как ему казалось, так искусно составлен, что и комар носа не подточит (недаром около недели с утра до глубокой ночи он просиживал за ним!).
В кабинет секретаря райкома, где обычно проходили заседания, он вошёл уверенно, размахивая папкой с докладом.
Внимательно осмотрев членов бюро, Кубриков не заметил даже малейших признаков, что работой промхоза недовольны. Все лица давно знакомы, каждого члена бюро он знал по имени и отчеству, с каждым не однажды встречался по делам службы. Разве этот суховатый и неразговорчивый Григоренко нашёл какие-нибудь неполадки (такая уж у него обязанность!), так нет, вроде особых замечаний в ходе проверки не было, да и какое предприятие не имеет хоть маленькие, да недоделки. На ошибках ведь учимся!
— Прошу, товарищ Кубриков! Пятнадцать минут вам на доклад, — сказал простуженным голосом секретарь райкома Измайлов и положил перед собой листки бумаги.
— Маловато пятнадцать минут, Григорий Васильевич. У меня доклад
— Постарайтесь! Положение дел в промхозе нам известно.
Кубриков начал говорить громко и уверенно, откладывая в сторону листы доклада и выбирая из них только то, что, как ему казалось, показывало деятельность промхоза в лучшем свете.
— С планом мы шли на уровне: в сентябре — сто шестьдесят один процент, в октябре — сто двадцать девять, в декабре — сто шесть с половиной, в январе… Годовой план закончили на сто пятьдесят четыре процента. Как говорится, план лежал краеугольным камнем во всей деятельности промхоза… — Тихон Антонович говорил больше пятнадцати минут, не забыв упомянуть и о создании звероферм в колхозах района, и о решении начать работы по умножению запасов ондатры. В заключение Кубриков высоким тоном, точно давая клятву, сказал:
— Я ответственно заявляю, что сделаю всё, чтобы и впредь промхозу итти только… — подходящего для такой торжественной минуты слова в лексиконе не нашлось, и он уже более тихо добавил: — На уровне.
Кубриков сел на стул и, вытирая платком вспотевший лоб, осмотрел присутствующих, соображая, какое впечатление произвёл его доклад.
Члены бюро будто не замечали Тихона Антоновича. Заведующий сельхозотделом Пекарев, коренастый сибиряк, с вечным румянцем на щеках, которого знал Кубриков ещё по совхозу, где тот работал агрономом, облокотившись на стол, задумчиво смотрел куда-то мимо него; заведующий отделом пропаганды и агитации Васильчиков что-то машинально чертил карандашом на листке бумаги; председатель райисполкома Перов переговаривался вполголоса со вторым секретарём райкома Беспятовым; Кубриков даже забеспокоился: «Слушали ли они его доклад?»
Однако эти опасения оказались излишними. Лишь только Измайлов спросил: «К товарищу Кубрикову вопросы будут?», как Пекарев сразу же очнулся от задумчивости.
— Есть. Хотелось бы знать: имеются ли в промхозе передовики?
— Передовики? Как же можно без передовиков.
— Назовите.
— Назвать? Могу назвать. Вот, например, Благинин, Щепников, — Кубриков силился восстановить в памяти и другие фамилии передовых охотников, о которых говорил когда-нибудь парторг, но так и не мог вспомнить. Пришлось сознаться, — Больше не помню. Упустил в доклад записать.
— А как с соревнованием? — спрашивает заведующий отделом пропаганды и агитации.
Кубриков почувствовал, как кровь прилила к лицу. Вот ведь спрашивают то, чем мало интересовался и не сообразил узнать, идя на заседание, у Жаворонкова. Думал, что больше будут интересоваться производственными делами, планом.
— Соревнуемся, как же! — только и нашёл что сказать Кубриков. — Это по части Жаворонкова.
— А разве директор не должен заниматься соревнованием?
— Нет. Но…
Вопросы следуют один за другим. И с каждым новым Кубриков чувствует, что той самоуверенности, с какой он шёл на заседание, с какой делал доклад, остаётся всё меньше и меньше. Он только теперь понял, как мало знает о людях, о делах руководимого им промхоза. А тут ещё Пекарев, как назло, выкапывает такие ехидные вопросы. Ну что бы помолчать, ведь раньше и работали вроде в одном совхозе и жили прямо по-дружески. А тут спрашивает: «А какую помощь оказывает директор охотникам Быстринского участка в развёртывании работ по размножению ондатры?» Ну что тут сказать, когда этим как следует не занимался?