На охотничьей тропе

Омбыш-Кузнецов Сергей Осипович

Промысловики, николаевцы и быстринцы, стали собираться на остров утром, когда солнце уже щедро раскидывало тёплые лучи на омытую дождём землю. Мокрые, уставшие, с воспалёнными от бессонницы глазами, они наскоро хлебали похлёбку, пили чай и бросались на солому, сразу же засыпали.

Последними прибыли Благинин и Жаворонков. У пристани их встретил дед Нестер.

— Ну, слава богу, Петрович, вернулся. — проговорил он, — А то Валентина Михайловна извелась, тебя поджидаючи. Глаз за ночь не сомкнула.

Лицо Благинина посветлело, в глазах заиграли ласковые огоньки. «Вот она какая! —

воскликнул он про себя. — А я-то думал: гордая, теперь к ней не подступишься».

Когда подходили к палатке, к ним радостно кинулась Валентина. Не сдерживая широкой улыбки, Иван сказал ей:

— Всё хорошо, родная. Всё будет хорошо!..

* * *

Проснулся Благинин под вечер, позже всех. Николаевцы уже уехали, а свои охотники беседовали у костра, обсуждая итоги пережитой ночи.

Иван протёр глаза, сел на соломенную постель и сразу же вспомнил встречу с Валентиной.

«С какой радостью кинулась она ко мне, словно и не было между нами никакого раздора. Видно, правда, провела всю ночь в бессоннице, беспокоясь обо мне. Какая она хорошая, даже не обижается. А я… Думал, что трудно будет, если свяжу с ней свою жизнь. Ошибся?.. Наверное, ошибся. Общие интересы у нас будут, и согласие будет. Надо пойти, сказать, что был неправ. Как нехорошо получилось, погорячился, думал: начала поучать, подчёркивать своё превосходство. А она хотела помочь мне». Благинин понял, что за строгими словами Валентины скрывалась тёплая забота о нём.

«Эх, ты. Аника-воин, от любимой попало. И правильно, не спотыкайся на ровном месте!.. — ругал себя Иван, а не ты ли говорил Тимофею Шнуркову, что любовь это значит всю жизнь вместе итти, радость пополам делить, а тяжело будет — на её плечо опереться, ей тяжело — поддержать. Вот и пришла поддержка, а ты ещё и рассердился. Надо пойти сейчас же к ней».

Благинин быстро зашагал к пристани. Кое-как уместившись на шаткой кочке, он набирал в пригоршню воду и плескал её на лицо. Холодная вода освежала и бодрила. Умывшись, Иван направился в палатку. Тимофей сказал, что Валентина Михайловна уехала на звероферму. Ивану стало обидно: появилась потребность высказать всё, о чём только что передумал, а её нет «Пойду на звероферму, сейчас же, не медля ни минуты, — решил он, найду её и рассею пелену тумана, которая пролегла между нами».

Через час он был на звероферме. Постоял несколько минут, любуясь распустившимися побегами на берёзках, вытянувшихся рядочком вдоль забора, и решительно открыл знакомую калитку. Вошёл в домик, постучал в дверь — никто не ответил. Ещё. То же самое. Нетерпеливо дёрнул за ручку так и есть, Валентины дома не было. Иван долго ещё стоял в растерянности у двери, не зная, ждать её или уйти.

Сзади послышались шаги. Может быть Валентина?.. Нет, это повар зверокухни Зинаида Власьевна.

— Здравствуйте, Иван Петрович, давненько вы к нам не заглядывали, давненько, — певуче проговорила она.

— Да всё времени не было, Зинаида Власьевна.

— А Валентины Михайловны нет. В Рямовое по делам поехала. По правде сказать, поджидала она вас, да, видно, не была уверена, что придёте. Обещала скоро вернуться.

«Не может быть!» чуть не крикнул от

радости Благинин, но удержался и решительно заявил:

— Подожду.

— Ключ она у меня оставила. Возьмите.

«И в самом деле, видно, ждала. Даже ключ оставила. Уверена, что я пойму и приду. Родная ты моя!» — подумал Благинин, открывая дверь.

Комната у Валентины Михайловны, большая и просторная, была убрана с любовью и девичьей придирчивостью, и это придавало ей привлекательность и уют. Над кроватью — коврик, на подушках — накидушки, на столе — дорожка, вышитая болгарским крестом. В длинные зимние вечера Валентина любила посидеть за вышиванием. У одной стены небольшой комод, на котором разместилась коллекция фарфоровых зверей: зайчики, лось-красавец, слоники, козлёнок и среди них, грациозно изогнув шею, спокойно восседал лебедь. Напротив — книжный шкаф. Сколько книг у Валентины! В изящных переплётах с золотым тиснением, или с голубыми, красными, жёлтыми, белыми корешками, а то и просто в бумажных обложках. И всё больше по звероводству. А на первых двух полочках аккуратно расставлены томики произведений Ленина и Сталина. И когда только успевает читать?

Иван, шагая по комнате, обратил внимание на рисунок новой вышивки. Раньше, когда он сюда приходил, этого коврика не было. Девушка с косами, напоминающая Валентину, стояла на пригорке, усыпанном незабудками. Она охватила руками белую берёзку и всматривалась вдаль. В её больших глазах была и печаль и надежда. Очевидно, девушка ждала любимого, который долго-долго не приходит.

«С душой сделано, — подумал Иван. — Прямо из жизни». И вдруг мелькнула догадка: «Уж не меня ли ждёт?»

Он сел за стол и стал размышлять. «Она права, права! Учиться мне надо, это всегда было моей мечтой, да война помешала. А сейчас?.. Сейчас можно. Валентина мне поможет. Боялся: общих интересов не будет, а они давно уже есть. Образование она получила — молодчина! Теперь мне опорой будет. Хорошо!.. Эх, какое ж это большое счастье, когда чувствуешь рядом руку близкого человека!..»

Благинин так был занят своими мыслями, что не видел, как Валентина прошла по двору, о чём-то переговорила с Зинаидой Власьевной, тихо проскользнула в комнату и остановилась за его спиной.

— Иван Петрович, вроде бы нехорошо без хозяйки в комнату входить?

Иван вскочил со стула, устремил на Валентину взгляд, который выражал и любовь, и радость, и беспокойство.

— Почему же? Ведь ты ключ оставила для меня. Да, для меня?..

* * *

Профессор Лаврушин с Тимофеем Шнурковым долго не появлялись на острове. Благинин знал, куда и зачем они поехали, а всё-таки беспокоился.

«Не случилось ли чего? — думал он. — Лабза кругом, да и Карагол с крутым норовом. Даже случайно споткнуться можно».

Своими опасениями Благинин поделился с Валентиной и Жаворонковым, — его беспокойство передалось им.

Однако к исходу недели Тимофей приехал на «Степенный», но приехал один, без профессора.

— Случилось что-нибудь? Где Вениамин Петрович? — спросил его Благинин.

Тимофей не торопясь вытащил лодку на берег, медленно набил трубку табаком и, прикуривая, сообщил: