На окраине города
Шрифт:
— А можно и в той комнате им спать, — вмешалась тетя Оля, но Виктор отрицательно качнул головой:
— Нет. Друг другу мы не помешаем, а перетаскиваться из одной комнаты… — и осекся, поняв, что выдал себя, неловкое молчанье было тягостным для всех троих.
— Ну, ну, давайте-ка ужинать, — нашлась тетя Оля и оставила их одних в комнате, добавив на ходу: — Не задерживайтесь, я на стол готовить буду.
Едва она вышла, Валя бессильно опустилась на стул, закрыв руками пылающее лицо
Виктор бросился к ней.
— Валя, — осторожно опустил он руку ей на плечо, она сильно прижала к своему горячему лицу его пальцы, и Виктор вынужден был опуститься на пол, чтобы увидеть ее склоненное лицо. По щекам ее текли слезы, и это встревожило его.
— Валя! Что с тобой? — быстро спросил он, но она еще крепче сжала его пальцы, прошептав:
— Нет, нет! Ты ничего, ничего не знаешь… Это больно, очень больно, но я не буду, не буду молчать, ты все поймешь.
Признание, откровение и правда уже готовы были сорваться с ее губ, но он, уже предчувствуя что-то неприятное, сказал:
— Нас ждут, Валюша. Завтра целый день, и мы обо всем поговорим. Или после ужина.
«Конечно же, — мелькнула у нее успокаивающая мысль. — Зачем спешить? Еще весь вечер впереди».
Завозился, зачмокал во сне Валерка, и она бросилась к ребенку. А после, повернувшись к Виктору, глянула на него с ясной, чуть виноватой улыбкой, и только румянец на щеках выдавал ее волнение.
— Какая ты… красивая, Валюша! — невольно вырвалось у него, и хотя похвала была приятна ей, она деланно нахмурилась и торопливо сказала, заметив его движение к ней:
— Пойдем, пойдем… Нас ведь ждут…
И в дверях на миг замедлила шаг, опустив глаза, но тетя Оля, суетившаяся у стола, тепло и радушно посмотрела на них, отодвигая стулья:
— Садитесь, садитесь. Валюша, познакомься-ка с бабушкой.
Пожалуй, в глазах бабушки уже не было той любопытной внимательности, что у дочери, она лишь ласково оглядывала стройную фигуру Вали.
— Ишь, какая молодежь-то нынче растет. То-то Виталька последние дни уши мне прожужжал о тебе. Здравствуй, здравствуй, доченька. Ты не стесняйся, у нас ведь все по-простому.
Да, в этой семье ей было бы хорошо, подумала Валя. — Даже не зная ее, они уже хотели видеть в ней близкого человека. И чужой ребенок не заставил их смотреть на нее с настороженной неприязнью… Разве можно не быть благодарной за это и Виктору, и тете Оле, и бабушке?» И еще желаннее, дороже стал безмятежный уют вечерней комнаты. Вот так бы вместе провести всю жизнь.
И сразу подумалось, что совсем недалеко отсюда Игорь…
«А я, — прикрыла она глаза, — ввожу в заблуждение этих людей… Зачем? Ведь это уже решено для меня, что надо
— Ты не слушаешь, что говорит бабушка? — донесся голос Виктора, и она словно очнулась от полусна.
— На работу, наверное, здесь будешь устраиваться? — переспросила бабушка.
— Я… Конечно… Ну да, буду… — смятенно пробормотала Валя, еще совершенно не думавшая о такой простой вещи, как работа. — Ты поможешь мне, Виктор? — повернулась она к нему.
— Когда придет время, — улыбнулся он. — А сейчас отдыхай, осмотрись, может быть, и не понравится тебе Урал?
Валя поняла его намек и, пожав плечами, отвела глаза.
…В темноте она слышала, как ворочался на диване Виктор, потом он затих, и неожиданно послышался его приглушенный голос:
— Валя… Ты спишь?
Нет, она не спала, мучительно раздумывая, с чего начать тот самый разговор, который они отложили. Женский инстинкт подсказывал ей, что недомолвки сейчас опасны…
— А ведь Игорь где-то здесь, — неожиданно сказал Виктор, и она вздрогнула: «Знает».
— Мне известно это, Виктор… — в темноту сказала она, а почувствовав, что Виктор встает, почти испуганно зашептала: — Ты лежи, лежи…
Но он припал к изголовью, нашел ее руку и тихо сказал:
— Не могу я об этом говорить на расстоянии. Знаю, что между нами два близких тебе человека, но как все это изменить? Все только от тебя зависит, лишь одно — от нас обоих: не останавливаться на полпути, половинчатого счастья нет… Я знаю, как тебе трудно сейчас, Валюша, у тебя — сын. Я сам рос без отца, и не раз чувствовал, как он нужен… И Валерка, конечно, со временем тоже узнает это…
Валя лихорадочно притянула к себе голову Виктора, целуя губы, щеки, лоб, солеными, мокрыми от слез, губами. Это были поцелуи благодарности за большую чуткость, за такт Виктора.
— Валюша моя… Хорошая, милая, — шептал он, взволнованный ее страстным порывом. И так безудержно потянуло к ней, что его ласки стали порывистыми, возбуждающими и ее, и в какой-то смутный миг она ответила ему долгим, захватывающим дыхание, поцелуем. Уже не в силах совладать с собой, она оправдывала себя: «Но ведь я люблю, люблю его! Он так много хорошего сделал для меня… И для Валерки».
Их враз встряхнул, оттолкнул друг от друга резкий вскрик Валерика.
— Мама… — позвал он, и перед ним — третьим, они смирили себя. Валя оттолкнула Виктора: