На осколках разбитых надежд
Шрифт:
— Мне передать его господину Штайлеру? — спросила Лена, когда мальчик протянул ей письмо.
— Нет, это твое. То есть тебе. От господина Рихарда. Он сказал, чтобы я отдал, когда никого из наших не будет рядом. Марек же не наш, верно?
Руди быстро сунул письмо растерянной Лене в руки, а сам развернулся и побежал между ровными рядам яблонь к дому бауэра, видневшемуся вдалеке. Девушка же замерла в нерешительности. Открыть ли письмо сейчас? Подождать до рабочего перерыва?
— Из дома? — спросил ее Марек, возвращая на землю из раздумий. Лена покачала головой, а потом быстро отошла от дерева и развернула листок.
Почерк был
«К сожалению, пока никаких новостей. Ефрейтор Йенс Кнеллер покинул место службы в Минске еще в конце мая. Отбывал отпуск в Магдебурге, откуда родом, и по окончании отдыха был направлен на службу в Ригу. Я написал ему на новый адрес в Остланде. Как только получу новости, тотчас же напишу.
P.S. Помни про кошачьи жизни, и помни, что ты — человек»
Значит, Рихард не в Розенбурге. Это было первое, что пришло ей в голову, и только после кольнуло, что она до сих пор не знает, что там с мамой вот уже на протяжении трех месяцев. Минск все еще под немцами, в оккупированном городе маме одной не достать ни еды, ни лекарств. О, только бы Яков сумел вернуться из той ловушки на Ротбауэра и позаботиться о маме!
— Плохие новости? — спросил ее Марек, когда она аккуратно свернула письмо, чтобы спрятать его в карман. Лена только покачала головой, вытирая слезы с лица. Горло так перехватило, что она не смогла и слова сказать. И только при виде Войтека вдруг разрыдалась в голос, приникла к нему, словно в поиске поддержки. Он обнял ее неуклюже, и эта неловкая ласка только усилила ее горе.
— Я думал, Лена будет рада вернуться в дом, — проговорил Руди обеспокоенно, и только этот громкий шепот заставил Лену отстраниться от Войтека и успокоиться. Ей было неловко из-за своего приступа слез, поэтому прощание с Мареком и его товарищами вышло скомканным и неловким.
— Держись Войтека, — шепнул на прощание Лене Марек. — Он славный парень. Все для тебя сделает. Только дождись. Наше время еще не пришло.
— Я не понимаю… — прошептала в ответ растерянная Лена, но Марек уже отступил от нее и кивнул Войтеку, мол, можете уезжать. И девушка забыла об этих словах, торопясь вернуться в Розенбург и до сих пор не веря, что ее временная ссылка закончилась.
В замке Лену ждала в комнатах прислуги Катя, бросившаяся в нетерпении подруге навстречу и крепко обнявшая ее.
— Я сгрела тебе воды, чтоб ты помылась, а то як от хряка нясет! — глаза Кати радостно сверкали. — Як ж рада, что ты со мной зуснова. А щеки якие наела! Так и не кажешь, что спину горбатила! Ты яще пожалеешь, что воротилась. У нас тут консерва каждый день, не дохнуть в кухарне.
Лену радостно встретил и Иоганн, к которому она принесла ужин на подносе в тот же вечер. Катя уже успела рассказать, что он рассорился с сестрой и проводил время в одиночестве своих покоев. Но баронесса тоже была упряма и не сдавалась требованиям Иоганна. Только просьба Рихарда, который был вынужден вмешаться в ссору матери и дяди, повлияла на ее решение. Ей рассказал об этом сам Иоганн.
— Я знал, что Фалько не останется равнодушным. Помнишь, как он искал вас, когда ты убежала, Воробушек? Я написал, что очень переживаю, что ты снова пустишься
Он был так возбужден, что даже рассмеялся, хлопнув по ручкам кресла. Это не могло не вызвать слабую улыбку на губах Лены — такую радость в последнее время доводилось видеть нечасто.
И снова жизнь покатилась по знакомой колее. Уход за Иоганном. Уборка дома. Стирка белья раз в три недели в огромных баках. Сбор урожая в небольшом саду Розенбурга и консервация на зиму в многочисленных банках, которые складировали в погребе, не только этих плодов, но и урожая с фермы Штайлера.
В конце третьей недели августа в Розенбург вместе с газетами и корреспонденцией пришло известие о неудачной высадке британцев и канадцев в Дьеппе. «Провал томи во Франции!» — ликовал заголовок газеты, лежащей на столе, как видела Лена. «Британцы потерпели сокрушительное поражение! Десант в Дьеппе полностью был полностью уничтожен!» Она думала, что немцы будут рады этому, помня, с каким восторгом было встречено известие о победе в очередной битве с Советами.
Но этого не было и в помине. Баронесса взглянула на газету и побледнела как смерть, стала судорожно листать до страницы, где вывешивали списки убитых и раненых. Потом отбросила от себя листки и сжала судорожно руки. Лену тут же охватил страх почему-то. Даже руки задрожали, и ей пришлось поставить чайник на подставку, чтобы не выдать себя. Захотелось схватить листки и самой посмотреть длинные столбики имен, как делала это украдкой в кухне изредка.
— Иногда ты меня пугаешь до чертиков, — произнес Иоганн медленно. — Если бы я до того не просмотрел газету, я бы подумал, что случилось ужасное.
Только при этих словах тугая спираль страха ослабила свое давление на сердце Лены. Он жив и здоров! С ним ничего не случилось во время этой атаки на позиции немцев во Франции.
— Будь проклята эта война! — бросила в сердцах баронесса. — Она сведет меня с ума! Ты мог бы попросить Геринга, чтобы Ритци служил в Германии, а не на рубежах.
— Анне, мы столько раз это обсуждали. Если Фалько и перевести в Германию, то он не станет в должность инструктора. А быть испытателем новых моделей… Нет, я бы не желал того для Фалько! Вспомни письмо от Шенбергов. Гуго цу Виндиш-Грец только-только схоронен, а кем он был? Наверное, Леонтина [29] тоже желала, чтобы он держался подальше от фронта. Ты желаешь такого же для нашего мальчика?
29
Тут принцесса (княжна) Леонтина цу Фюрстенберг (1892–1979).
— Ненавижу эти мерзкие машины! — проговорила баронесса в ответ. — И всегда ненавидела. С тех самых пор, как… О, Ханке, когда закончится эта проклятая война?! Только и получаешь письма о том, что кто-то погиб.
Иоганн только грустно улыбнулся в ответ и продолжил просматривать с явным любопытством письма, которые Руди принес с почты. С недавних пор он так ждал прихода почты, что Лена стала гадать, о кого он ждет весточки с таким нетерпением. И однажды эта загадка открылась, вызвав в девушке очередное душевное смятение.