На осколках разбитых надежд
Шрифт:
— Ты забываешь, дядя, что большая часть техники была перекинута на Восток в прошлом году. То, что мы делаем сейчас, попросту затыкаем дыры. А все слова о наступательной стратегии — просто слова и не больше, — ответил Рихард, хмурясь. — Теперь это все меньше напоминает прежний фронт, когда мы щипали томми. Если томми объединятся с янки [28] и решатся все-таки на вторжение, боюсь, что у нас будут почти равные шансы на победу.
— Эй, что за пессимистичный настрой, Фалько? — воскликнул Иоганн. — Надеюсь, ты не говорил
28
Разг. прозвище американца, жителя США.
— Я реалист, дядя. Ты хотел говорить откровенно о положении дел на фронте, я это и делаю. Нам присылают, конечно, пополнение. И в авиацию, и в артиллерию. Но все это неопытные в своей массе новички. Ученики или запасники. Мне, как ведущему, приходится одновременно выполнять поставленные задачи и стараться следить, как наседка, за своими птенцами в группе.
— Печально это слышать, мой мальчик, — произнес Иоганн, принимая из рук Лены стакан с прохладным напитком.
— Забудь, дядя, это просто я что-то захандрил в последние дни, — усмехнулся Рихард грустно. — Соскучился по небу и адреналину в крови. Затосковал на земле.
— И все же мне не нравится твоя тактика выжидания, мой мальчик, — покачал головой Иоганн. — Настоящее безумие подпускать к себе так близко самолет противника. Это очень опасно. Когда-нибудь твоя удача отвернется от тебя, и тогда… Сколько ты насчитал дырок от попаданий в последний раз, как ты мне писал? Тридцать девять?
— Пятьдесят три, — поправил его Рихард, откидываясь вальяжно на ковер и запрокидывая руки за голову. — Да, томми изрешетил знатно тогда. Я думал, не доведу до аэродрома.
— Не гоняйся за очками, Фалько, прошу тебя, — проговорил Иоганн.
— Если бы я хотел поскорее получить мечи к кресту, то перевелся бы на Восточный фронт, дядя, — ответил Рихард. — Там по-прежнему в небе желторотые воробьи, гонять их легче легкого, зарабатывая очки. Там и до бриллиантов два шага. А вот томми становятся все опытнее. Потому с ними намного интереснее.
Он взглянул при этих словах снизу вверх на Лену, которая медлила отчего-то, оттягивая момент ухода из комнаты. Они встретились глазами, и Лена тут же отвела взгляд в сторону, не желая смотреть на него.
— Ты знаешь, что твоя маленькая русская ненавидит меня, дядя? Твоя любимица, дядя Ханке, даже не взяла баумкухен из моих рук, — произнес Рихард, возвращая внимание дяде.
— Прекрати, Фалько! — отозвался недовольно Иоганн. — Не надо дразнить Лену. Это совсем не похоже на тебя. И знаешь, но если это действительно так, то я даже рад. Не все же тебе ходить в дамских любимцах! Ступай, Лена. Этот негодник всего лишь дразнится.
— Нет, дядя, это все потому, что я обер-лейтенант люфтваффе. Будь я обычным солдатом вермахта, наверное, все было бы…
Это было последнее, что расслышала Лена, закрывая дверь комнаты с сожалением. Быть может, потом стоит спросить у Иоганна, о чем говорил Рихард. А потом вспыхнула при мысли о том, какие глупости ей лезут в голову.
Телеграмму привезли, когда на Розенбург опустились сумерки. И господа,
— Добрый вечер, фройлян, — вытянулся солдат. — Мне нужен обер-лейтенант фрайгерр фон Ренбек. Не могли бы вы?..
Лена смешалась в этот миг. Она не понимала, куда ей следует провести этого немецкого солдата, согласно строгим правилам дома. Достоин ли он визита в гостиную? Или нужно попросить подождать его в холле?
— Я — обер-лейтенант фрайгерр фон Ренбек, — раздалось из-за ее спины, и рядом встал Рихард, незаметно спустившийся на шум мотора на подъездной дорожке.
— Вам телеграмма, господин обер-лейтенант! — солдат подал листок в руки Рихарда, а потом неожиданно для Лены выбросил руку в нацистском приветствии. Она отшатнулась за дверь и опустила взгляд, чтобы не видеть такого же жеста от Рихарда. И тут же заметила его имя, напечатанное на телеграмме. А она даже подумать не могла, что у него не одно имя… Чудно!
Лена задумалась и помедлила затворить дверь после ухода посыльного. Очнулась только, когда Рихард с тихим шелестом свернул бумагу и сказал ей:
— Хорошо, что ты еще не спишь, Лена. Пойдем, ты мне нужна.
В этот раз ей пришлось ступить в его комнаты, едва поспевая за его широкими шагами. Рихард бросил телеграмму на комод, а потом выдвинул ящики и достал стопку белья.
— Подай мне саквояж из гардеробной, — приказал Рихард Лене, и она поспешила выполнить его распоряжение, заметив в стопке не только майки, но и трусы. — Захвати там рубашки. Штук шесть. Одна из них мне нужна отутюженная завтра к четырем часам. И брюки тоже.
— Утра? — переспросила Лена, стягивая спешно с вешалок форменные рубашки и возвращаясь в спальню.
— Разумеется, — коротко бросил Рихард. — Забери мундир и сапоги. Отнеси их к Войтеку. Скажи ему, что в четыре должен быть готов мой «опель». Как обычно, потом заберет его на станции.
Лена опасалась, что он попросит ее сложить в саквояж вещи, но, к ее счастью, Рихард занялся этим сам. Она было двинулась к мундиру, висевшему на спинке стула, но Рихард остановил ее:
— Нет! Сначала расстели мне постель.
Это была странная просьба. И одновременно ничего удивительного. Она была прислуга, он хозяин. Лена каждый вечер готовила постель для Иоганна. Но почти обездвиженный немец — это одно, а его племянник — совершенно другое. У нее даже легкая дрожь пробежала отчего-то вдоль позвоночника.
Рихард заговорил снова, когда Лена уже занималась его постелью. Сначала он молча наблюдал за тем, как она убирает и складывает покрывало с кровати. Так пристально и внимательно, что Лена даже заволновалась под его взглядом, снова ощущая в теле предательскую слабость.